10
Крупный кленовый лист слёту прилепился к нижнему углу оконного стекла.
— Привет! — улыбнулась Ванька, оторвавшись от экрана ноутбука.
Осень выдалась теплая, хотя и ветреная. Листва металась по городу красно-желтыми стаями, шуршала под ногами, дразнила обленившихся за лето дворовых котов и иногда вот, так заглядывала в окна, словно озорная деревенская ребятня.
Ванька потёрла уставшие глаза и ещё раз вяло обругала Иннушку, из-за которой пришлось взять домой срочную работу, вместо того, чтобы догуливать последний вечер законных выходных. Она любила осень, но не за «пышное природы увяданье», а за расцвет культурной жизни, особенно заметный после скудного на мероприятия лета. Они с Людмилой все выходные проводили на художественных и фотовыставках, премьерах фестивальных фильмов и андеграундных концертах малоизвестных, но амбициозных молодых групп. Вот, и сегодня они должны были слушать блюз (самую осеннюю, по авторитетному мнению Людмилы музыку) в их любимом клубе. Но…, человек предполагает, а главбух располагает.
Звонок взвизгнул так внезапно, что Ванька чуть было, не подавилась тыквенными семечками, которые грызла вместо ужина, без отрыва, так сказать, от производства. Она подошла к двери и прильнула к глазку.
— Кто там?
— Курьерская служба. Вам доставка
— Я не заказывала.
— Вы Оськина А. А.? — настойчиво гундосил голос за дверью.
— Да, но я не заказывала ничего.
— Вам посылка. Доставка оплачена уже.
Ванькино любопытство боролось с её же инстинктом самосохранения. На стороне инстинкта сражались мамины наставления и обрывки криминальных новостей канала НТВ. Любопытство подогревал молоденький курьер, топтавшийся за дверью.
— Это посылка, — повторил он, — не очень тяжелая.
— А от кого?
— Сейчас… От Турсунова Алишера Суннатуллоевича.
— От кого?! Я такого не знаю, молодой че… А! Алишера?
— Да, — оживился гундосый голос, — откройте, пожалуйста! Если вы не распишитесь, то мнеза работу не заплатят. А с вас денег не надо, всё оплачено.
Ванька ещё раз посмотрела в глазок. Парнишка выглядел вполне безобидно, но открывать дверь нежданному незнакомцу всё равно было страшновато.
— Ладно, — она повернула допотопный, как и сама дверь, замок.
Ничего страшного не произошло. Курьер с облегчением вздохнул и протянул Ваньке заклеенную скотчем картонную коробку, ручку и бланк.
Поблагодарив парня за услуги и за то, что не оказался маньяком, Ванька потащила коробку в комнату. Она была достаточно объёмной, хотя, как и обещал курьер, не особенно тяжелой. Борясь с собственным нетерпением, Ванька взяла маникюрные ножнички и аккуратно, по стыку, разрезала скотч. Развернула мятую упаковочную бумагу и вытащила содержимое. Между пальцев заструилась лёгкая шелковистая ткань. На оливковом поле пересекались под прямым углом разной ширины серебристо-серые и коралловые линии. Платье было маленьким, почти невесомым. Ванька бережно, как намокший от клея кусок обоев, взяла его за плечики и разложила на кровати. Стащила с себя домашние треники и футболку. Подумав пару секунд, подошла к шкафу и достала подходящий лифчик. Платье скользнуло вдоль тела и замерло, приятно холодя кожу. «Хм! Я же говорила — на сорок четвёртый что угодно сядет!»
Ванька подошла к коробке и выудила из неё широкий ремень из мягкой замши, такую же сумочку и короткий жакет с бледно-розовой подкладкой. Застегнула ремень на последнюю дырочку. Жакет надевать не стала, а зацепив пальцем за воротник, кокетливо перекинула через плечо. Прошлась взад-вперёд по комнате и чуть не упала, попытавшись сделать красивый «модельный» разворот.
— Ну, как? — спросила она, — хороша?!
Кареглазый жеребёнок промолчал, но, кажется, чуть-чуть улыбнулся.
Ванька снова наклонилась к коробке, в надежде обнаружить там письмо, или, хотя бы записку. Письма не было, было что-то ещё, завернутое в отдельный кусок бумаги.
— Кепка?!
Но тут же поняла, что больше всего для того недоразумения, которое она держала в руках подходит претенциозное и редко употребляемое слово «кеппи».
— Неееет! Уж, это слишком!
Она хотела бросить кеппи обратно в коробку, но не бросила, а вышла с ним в коридор, оставив дверь в комнату открытой, чтобы было посветлее. Подошла к единственному в доме большому зеркалу. Зачем-то подергала головной убор за края в разные стороны, как будто боясь, что он будет маловат, и одним точным движением нацепила его на голову.
Долго, приподняв одну бровь, рассматривала себя с ног до головы. Потом, неожиданно резко крутнулась на голой пятке, сунула два пальца в рот, как давным-давно учили мальчишки в родном дворе, громко пронзительно свистнула и залихватски подмигнула своему ошалевшему отражению.