Я допила второй стакан до половины (красная полосочка оказалась приторным клубничным сиропом), когда сзади ко мне незаметно подкралась барменша и таинственно прошипела:
— Вас приглашшшают на ссцену!
От неожиданности я чуть не проглотила коктейльный зонтик.
— Кто приглашает?
— Господин артиссст! Он хочет с Вами поработать!
Она заговорщицки подмигнула и слегка дёрнула спинку моего стула.
— Э…, спасибо, я воздержусь!
— Не бойтесь, ничего страшного не случится. Он уже работает с Вами.
Лукач, действительно, смотрел на меня в упор, вытянув правую руку и шевеля пальцами, как профессор Мориарти из советского фильма.
Я не боялась, разумеется, ни сцены, ни гипнотизёра. Просто, подобная ерунда на меня никогда не действовала, и мне не хотелось портить выступление человеку, зарабатывавшему себе на хлеб. Но Надежда раскачивала стул всё сильнее и настойчивее, на нас уже стали оборачиваться другие посетители. Вздохнув, я поставила стакан на столик и, со словами: «Ладно! Сами виноваты!», направилась к сцене.
— Не туда! — Надежда схватила меня за руку и с неожиданной для её комплекции мощью поволокла куда-то в бок. — С другой стороны!
Она подтащила меня к низенькой, обитой дерматином дверце справа от сцены, распахнула её и, почти силой, впихнула меня в проём.
Деревянная дверь захлопнулась за мной со звуком, напоминавшим пистолетный выстрел. Я оказалась в узком уходящем вдаль коридоре, заставленном по бокам картонными коробками и освещённым одной лампочкой без плафона, болтавшейся на проводе в самом конце. «Зато не заблужусь», — пробормотала я себе под нос и двинулась на свет. Коридор резко повернул влево. Коробки всё не кончались. Ещё один поворот, и я очутилась перед дверью, точной копией первой. В отличие от своей «сестрёнки», эта закрылась за мной бесшумно.
Закулисное пространство оказалось гораздо просторнее, чем можно было предположить сидя в зале. Тяжёлая решётка колосников удерживала штук пять мощных штанкетов со скрученными рулонами декораций. На сцене что-то происходило, и я двинулась на звуки, чтобы уже поскорее начать и закончить своё незапланированное выступление. Не успела я сделать и пары шагов, как моя нога резко поехала в сторону. Пытаясь удержать равновесие, я схватилась за какую-то ширму, стоявшую рядом. Ширма рухнула вместе со мной. От боли в ушибленной (пардон) заднице меня отвлекло то, что я увидела. На меня пялился мутными глазами пузатый мужик в цветастых плавках. Он тоже лежал, но не на полу, как я в тот момент, а на пляжном топчане. В руке «отдыхающий» сжимал почти полную бутылку Кампари. Штук шесть таких же, только пустых, валялись вокруг, органично сочетаясь с арбузными и дынными корками. Рядом лежала двуручная пила. Я внимательно присмотрелась к пляжнику. Не! Не похож. Даже если бы тот успел переодеться и нажраться, то точно не успел бы так растолстеть и спалить на солнце нос и плечи.
Приняв вертикальное положение и извинившись за беспокойство, я отряхнула штаны и, чтобы не затягивать больше всё это сомнительное удовольствие шагнула в освещённое пространство сцены. Привычно улыбнулась в сторону чёрного портала и застыла в недоумении.
В маленькой, примерно полтора на полтора метра песочнице, две пятилетние девочки лепили куличики. Песочница была настоящей, девочки — тоже. На минутку забыв и про представление, и про зрительный зал, я присела возле деревянного бортика, зачерпнула тёплый сухой песок и пустила его тонкой струйкой обратно. «Ага…» — подумала я. Пока песок сыпался, я успела подумать то же самое ещё два раза. Подняла глаза. На меня с добродушной улыбкой смотрел артист оригинального жанра Арсений Лукач. Ворот его рубашки был расстёгнут, штаны, показавшиеся мне из зала идеально отпаренными, при ближайшем рассмотрении оказались слегка помяты и потёрты на коленках. Да, и взгляд не был не леденящим, не пронзительным. Он несколько раз сильно зажмурился и потер пальцами глаза, словно устал от долгой работы за компьютером, подмигнул мне и скрылся за кулисами. Я осталась на сцене с маленькими девочками и странной немолодой дамой, катавшейся по планшету, тихо подвывающей и изгибающейся, как капризная кошка.
Прикрывшись ладонью от беспощадных софитов, я тщетно вглядывалась в невидимый зал. В этот самый момент, как будто затычки вытащили из моих ушей, воздух наполнился какофонией звуков, сливавшихся и накладывавшихся один на другой. В испуге отступив к заднику, я пыталась определить на слух — что происходит по ту сторону рампы. У каждого места и события есть свой саундтрек. Клубная дискотека шумит не так, как корпоративный банкет, на пляже дети визжат иначе, нежели в парке аттракционов, строители матерятся под аккомпанемент перфораторов, а дерущиеся алкаши — под звон разбитого стекла. У нас в институте даже было упражнение: с закрытыми глазами надо было понять, что делают одногруппники на площадке. Сейчас я это упражнение с треском провалила. Не понятно было ничего. Что происходит? Я же не поддаюсь гипнозу! Или поддаюсь?! Да, пожалуй, это самое простое объяснение. Немного привыкнув к неидентифицируемому гулу, я осторожно двинулась к авансцене.