Не знаю, что случилось с ними дальше, потому что моя Надежда уже припустила рысью обратно к бару, а я, сама не знаю почему, бежала за ней, стараясь не отстать. На сей раз, она вытащила из-за стойки одну из бутылей с самогоном, подбежала к столу возле сцены, выбила пробку из горлышка, вылила содержимое на спину и затылок девушки, всё ещё колотившейся головой о стол, достала из кармана спички и подожгла её длинные густые волосы. Девушка вскрикнула и завертела головой, рассыпая вокруг себя искры, как гигантский бенгальский огонь. Зал зашумел и загомонил ещё громче, чем прежде. Похоже — начиналась паника.
— Как, черт возьми, отсюда выбраться?!
Видимо я смотрела не туда, куда надо, потому что Надежда взяла меня за плечи и развернула на сто восемьдесят градусов.
— С другой стороны!
Она резко толкнула меня к сцене, и я, пролетев по инерции несколько шагов, стала карабкаться через рампу. Какой-то предмет, брошенный сзади, шлёпнулся на пол. Это была моя куртка. Я схватила её и побежала. Мимо девочек в песочнице, мимо мяукающей женщины, мимо мужика с Кампари. Толкнула дверь плечом и оказалась прямо на улице.
Грязно-красный кленовый лист отвесил мне глухую мокрую оплеуху и полетел по своим делам вместе с мощной волной ледяного осеннего воздуха. Достала из кармана сигареты. Руки, на удивление, почти не тряслись. Зажигалки у меня не было, поэтому я просто жевала сигаретный фильтр, глядя, как из парадной, если так можно выразиться, двери театра выходили зрители. Лысый Сфинкс шел прихрамывая, поправляя не нужные в это время суток тёмные очки. Антонина Павловна умудрилась протиснуться в проем, держа портфель в одной руке и Грету в другой. Художница Марина, пьяные в хлам Менеджеры, ещё какие-то люди… Представление окончено.
Я растираю замерзшие руки. Жаль, что в фойе и туалете не было зеркал.