Выбрать главу

  - Все тебе хиханьки, да хаханьки, - влезла в разговор Елена. - А мать права! Вот мне уже сколько лет, а никому я не нужна. Всю жизнь в госпитале санитаркой отмахала, от звонка до звонка. А как здоровье не то стало, так и спихнули меня. Только и остается, что сиделкой наниматься у каких-нибудь старикашек, не слишком приятное занятие, я тебе скажу.

  - Ну я то работник умственного труда, пока со мной мое вдохновение, я не пропаду.

  - Ой, не смеши меня. Разве это мужская работа?

  - А что, по-твоему, мужская работа? Уголь грузить? - я начал злиться. - Или ты желаешь, что бы я как отец в поле на комбайне ездил? Это по-твоему более достойное занятие, чем зарабатывание денег головой?

  - Ну что ты сразу обижаешься, - тут же попыталась уйти от прямого разговора мама, - мы же тебе все добра желаем, ты же бестолковый, живешь одним днем! Вот поэтому ты такой!

  Последняя фраза прозвучала как оскорбление. Если матери нечего было сказать, она всегда прибегала к этой формулировки. Правда, никогда не уточняла, что это значит. И какой 'такой/такая' оставалось тайной за семью печатями.

  - Нет, ну позвольте! Я издающийся молодой талантливый писатель. И это не мои слова, а слова редакторов. Вы могли бы хоть раз просто за меня порадоваться? Я уж и не говорю о том, чтобы гордиться своим сыном.

  - А мы тобой гордимся! - вставила слово Анастасия. - Вон мой муж даже книгу твою читал!

  - Какую из? - поинтересовался я.

  - А у тебя их что, несколько?

  Повисла неловкая пауза. Раньше, даже крохотные заметки в журналах моего авторства я обязательно привозил в дом к родителям, думая, что они переживают за меня и мой творческий путь. Но когда увидел, как на очередной статье батя режет рыбу себе под пиво, понял, что бесполезно с ними на этот счет даже разговаривать. Не принимает родня того факта, что творчеством может заниматься каждый. Кто-то не близкий, лично неизвестный, далекий - имеет право быть талантливым, но не твои дети. Этот постоянный, гнетущий стыд моих родителей, передавался еще с молоком матери. Мы, дети этого семейства, не успев начать жить, уже считались способными только на одну вещь - на позор. И, дабы предотвратить эту угрозу, изо дня в день нам твердили, что Бог не наделил никого из нас талантом, что мы яйца выеденного не стоим, и ничего целесообразного из нас не выйдет. Конечно, проще выбрать путь наименьшего сопротивления и не рисковать, продолжая стезю родителей, где они смогут поделиться с нами опытом или же авторитетом загладить оплошность своего чада. Возможно, эта попытка доказать обратное и сделало меня таким целеустремленным.

  Я только усмехнулся и больше не принимал активного участия в разговоре, изредка цедил сквозь зубы что-то вроде - 'угу'. Родственникам быстро надоело одностороннее шпынянье, мать выдала свое коронное - 'об него, что о стенку горох', чем дала понять остальным участникам банкета об окончании темы 'Евгений' и начале темы 'Матильда'.

  - У нее какой-то ветер в голове, - ответила мать на вопрос Елены о делах Милы. - И как бедный муж ее терпит. Недавно заявила ему, что хочет стать художником и будет поступать в университет какой-то там. Ну не дура, а? Профукала время, когда надо было учиться, а теперь к тридцати, видите ли, подавайте ей образование.

  - И ладно бы образование, как у нормальных людей! - обозначила свою позицию Елена. - Почему художественное? Она что, не может как все нормальные люди стать менеджером или юристом? В конце концов, пошла бы в педагогический. Ты бы смогла устроить ее, по старым связям, в детский сад.

  - Вот! - найдя поддержку, еще больше воодушевилась мать. - И я ей тоже самое говорю. А она крутит башкой своей дурной и ни в какую!

  - Ей ребенка надо родить, и глупости влет бы вышли из нее! - тут же подхватила Анастасия.

  - Да, возраст-то уходит, не молодая девочка! Двадцать шесть все-таки. Точно Димка от нее уйдет к другой. Я ей сколько раз говорила - поступай учиться! Нет, в голове только гульки, мужики, вся в тетку свою!

  - А ты видела, как она выглядит в последнее время плохо? - из уст Анастасии этот вопрос звучал нелепо. - Под глазами синяки, волосы бы покрасила, а то, как белая ворона, фу. Ни кожи ни рожи.

  - И не говори, - покачала головой мать, - даже не красится. Я ей говорю: ну купи ты крем от морщин, Дмитрию же неприятно с такой как ты даже рядом быть! А она смеется. Теперь уж добьет его своими наивными желаниями. Без царя в голове, совсем.

  Я слушал это, и негодование с геометрической прогрессией возрастало в моей душе. Неужели вы все тут присутствующие забыли, как сами, своим вечным недовольством заставили ее в семнадцать лет повзрослеть не по годам? Как отец, не разбирая кто прав кто виноват, бил Матильду за малейшую провинность? Как она неоднократно сбегала из дома, и вы всегда находили ее и били еще сильней, запирая на недели, а то и месяц дома? Неужели вы продолжаете врать себе, что все было во благо, хотя на самом деле наказывали ее за инакомыслие, за вечную борьбу против вашей системы? Конечно, она не поступила учиться в свое время, потому что стремясь уйти от вашего гнета сбежала с первым встречным музыкантом за горизонт. А когда сломленная и измученная Матильда вновь появилась на пороге родительского дома вместо того, чтобы пожалеть и принять ее, наконец, такой, какая она есть, вы попрекали ее до последнего дня, пока она не вышла замуж и, в очередной раз, не сбежала из-под вашего попечительства. Все это вы преподносите как воспитание, как желание вырастить достойного человека. И непомерно гордитесь, что не выгнали ее тогда из дома, а приютили, рассказывая вновь и вновь при удобном случае соседям о том, какие вы искренние и любящие родители. А надо было всего лишь дать ей возможность самоопределиться в этой жизни.