«Местные организовали против верующих своего рода союз и отказывают им в торговых и прочих сделках»; «в начальной школе дети верующих подверглись со стороны других учеников избиениям, в результате чего один из них стал глухим»; «хулиганы в количестве 3040 человек, напав на дом [православного] катехизатора, начали беспорядочно бросать камни и черепицу, сломали двери и перегородки и ворвались внутрь» — эти и подобные происшествия происходили одно за другим. Газеты же «по распоряжению полиции писали об этих событиях лишь в опровержительных тонах». Православные в Кусиро для того, чтобы «откупиться» от окружающих, вынуждены были отдать своих лошадей, которые были очень нужны им самим, на военные нужды. Бывали также случаи, когда опрокидывали все до одного могильные камни на православных кладбищах.
Страдания японских христиан причиняли воспитавшему их о. Николаю сильную душевную боль. Слушая рассказы о гонениях на верующих в разных уголках Японии, он каждый раз приходил в такое негодование, как будто мучили его собственное дитя. А когда приходило известие о смерти на поле боя японского юноши, преподававшего в семинарии, он погружался в глубокую печаль и молился о упокоении его души. Душа о. Николая слилась воедино с душами японских христиан.
Однако в то же время о. Николай каждый день слышит новости о поражениях русской армии, и ему, как русскому человеку, не дают покоя патриотические чувства.
«Какое горе, какое великое горе! Красота и сила русского флота — Макаров, потонул!» (2/15 апреля 1904 года).
«Несчастная эта война с мыслей не идет, ко всему примешивается и все портит; знать, патриотизм такое же естественное чувство человека, как сознание своего ,,я“» (4/17 августа 1904 года).
«Сложная моя печаль. […] Любезные мои японцы торжествуют; но, как я ни люблю их, на этот раз не с ними: Отечество милей и дороже; и крайне печально, что не Отечество бьет японцев, а они нас» (5/18 апреля 1904 года).
Сердце о. Николая, любившее и Японию, и Россию, из–за русско–японской войны страдало и разрывалось надвое.
Видя ликующих японцев, он понимал, что их радость естественна и резонна, но в то же время глубоко скорбел о том, что его отечество терпит поражение. Из–за этого он даже вынужден был отказаться от участия в общественном богослужении. Патриотизм о. Николая — не что–то абстрактное или идеологическое. Это чувство глубоко укорененное в его душевной и физической природе.
Получая известия о сплошных поражениях России, о. Николай записывает в своем Дневнике следующие горькие слова о любимой родине: «Дворянство наше веками развращалось крепостным правом и сделалось развратным до мозга костей. Простой народ веками угнетался тем же крепостным состоянием и сделался невежествен и груб до последней степени; служилый класс и чиновничество жили взяточничеством и казнокрадством, и ныне на всех степенях служения — поголовное самое бессовестное казнокрадство везде, где только можно украсть. Верхний класс — коллекция обезьян — подражателей и обожателей то Франции, то Англии, то Германии и всего прочего заграничного; духовенство, гнетомое бедностью, еле содержит катехизис — до развития ли ему христианских идеалов и освящения ими себя и других?» (18/31 июля 1904 года).
Когда в мае 1891 года произошел «инцидент в Оцу», [2] правительство Японии попросило о. Николая о посредничестве между Царевичем Николаем и японскими властями. Как хорошо показывает этот случай, о. Николай был своего рода мостом, соединявшим Японию и Россию в период Мэйдзи. Дневники о. Николая во время русско–японской войны также свидетельствуют о его неутомимой деятельности в качестве связующего звена между Японией и Россией.
Общее количество русских офицеров и солдат, взятых в плен в русско–японской войне, составило внушительную цифру в 72 тысячи человек. Военнопленные отправлялись в лагеря, которых по всей Японии насчитывалось около тридцати. В этой ситуации о. Николай прилагал все усилия для «религиозного утешения» русских воинов: мобилизовав всех японских священников, владевших русским языком, он направил их в лагеря военнопленных. Практически остановив миссионерскую деятельность среди японцев, о. Николай, поддерживая связь с посольством Франции в Японии и японскими военными властями, посвящал все свое время исполнению просьб, с которыми к нему обращались в письмах военнопленные и их родственники в России. Офицерам он посылал книги и газеты на русском языке, а неграмотным солдатам, радуясь, что они изъявляют желание научиться читать и писать во время плена, в большом количестве отправлял карандаши и тетради.
2
Нападение полицейского на Николая II, бывшего в то время наследником российского престола.