День прошел в обычных мелких занятиях; ни на полчаса дверь не остается спокойною; по–видимому, все мелочи, — но жизнь и есть сцепление мелочей; большие кольца в этой цепи всегда и везде редки.
16/28 августа 1898. Воскресенье.
Богослужение; после него много гостей. После обеда чтение накопившихся писем; вплоть до шести часов продолжалось оно с немногими перерывами, и все еще больше тридцати писем осталось на завтра. Замечательных мало. Фома Танака, катихизатор в Вакаяма, пишет, что он во время проживания здесь на общей катихизаторской квартире в дни Собора поражен был дурным поведением некоторых молодых катихизаторов: в разговорах то и дело, что злословят священников и старших катихизаторов, напиваются пьяны и шумят; возвращаются поздно вечером и лезут в ванну с служанками; с последними ведут себя неприлично, и подобное. — Мы с Нумабе пересматривали список катихизаторов, стараясь догадаться, кого он разумеет; и больше пяти–шести, действительно, молодых и дрянненьких людей, вроде Кувабара, Такаку, не могли никого заподозрить в вышеозначенных неприличиях. Советует Танака вперед размещать священников по комнатам катихизаторов при подобных собраниях; оно так и было доселе; нынче в первый раз священники, для удобства их взаимных совещаний, помещены были вместе, катихизаторы отдельно от них. Вперед нужно будет держаться прежнего обычая. — Жалуется еще Фома Танака будто священники выдают тайны, сообщаемые им на исповеди; таков будто священник Оосака (то есть Сергий Судзуки действительно, сверх всяких моих чаяний, — глуповатое дитя, кажется, на всю жизнь). Оставлено письмо его для прочтения — без имени автора — всем священникам совокупно на следующем Соборе, с напоминанием канонических прещений по сему предмету.
Катихизатор в Мидзусава, Иоанн Синовара, пишет толки языческих родственников и дворни княгини Анны Русу, будто смерть ее здесь в госпитале, куда она привезена была для лечения от чахотки, ускорена была предложением о. Павла Савабе исповедаться и причаститься. Злостные толки, которыми они стараются отчасти оправдать языческое погребение Анны. Но Господь примет ее душу не по погребении, а по вере.
17/29 августа 1898. Понедельник.
Чтение писем и ответы и распоряжения по ним.
В школы являются учащиеся, — свидание с ними и расспросы некоторых о их Церквах. — Филипп Узава, катихизатор в Сука, привел двоих в Катихизаторскую школу и хвалится хорошим состоянием своей Церкви; Лукина Оонума, жена учителя пения в Маебаси, привела двоих в семинарию и не нахвалится блестящим состоянием Церкви в Маебаси. Подавай Бог! Из Коофу двое просятся в Катихизаторскую школу. Ступай!
18/30 августа 1898. Вторник.
Прием приходящих учеников, учениц и их родителей.
В Семинарии производился экзамен новичкам; собрались далеко не все; всего пятнадцать мальчуганов держали экзамен; из них двое язычников: сын придворного поэта, Фукуба, и сын одного богатого человека, отдаваемый к нам, по общему фамильному совещанию, для направления его поведения.
19/31 августа 1898. Среда.
Профессора семинарии, кандидаты академий, составляли распределение уроков и пришли ко мне с просьбою — прибавить им жалованья; хотел я употребить для преподавания в Семинарии на место выбывшего Петра Исигаме Иоанна Фукуяма; они: «Не нужно Фукуяма, мы сами управимся со всем, но в поощрение нам разделите на нас жалованье Исигаме». Прислали они депутатами Пантелеймона Семеновича Сато и Иоанна Акимовича Сенума; первый с чисто ораторскими приемами говорил мне речь; я мало слушал его, обдумывал дело и сказал: «Сделайте распределение и покажите мне, потом о жалованье решим». Часов чрез пять принесли распределение; по пятнадцати уроков на каждого в неделю, тогда как прежде всегда было не больше двенадцати; предметы расположены довольно хорошо. Сказал я: «В продолжение месяца наблюду, во всей ли точности вы будете выполнять расписание; профессор должен быть в классе пять минут после звонка, — ни минуты позднее должен сидеть до выпускного звонка; должен дома готовиться к классу и говорить полезную лекцию, а не болтать зря, или сидеть молча. Если все это найду в точности выполненным, то разделю вам жалованье, шедшее Исигаме, — тридцать ен, по пять ен на брата». Пантелеймон Сато и Иоанн Сенума заверили, что «свято исполнят свои священные обязанности». Увидим.