Пусть едут, уезжают, — ни радости, ни печали у меня по поводу сих обстоятельств не будет ни на грош! И думать об этом не буду. Все бесполезно! Видно, что тут русским миссионерам не бывать. А как быть?
Бог весть! Верую, что Господь не оставит Японскую Церковь, — но кого Он пошлет ей? Покрыто мраком. — Вот о. Андроник, на которого я расположился было, через неделю уезжает. О. архимандрит Сергий?!?!..
19 ноября/1 декабря 1898. Четверг.
Приятно видеть, как японцы, служащие Церкви, и за малое добро, сделанное им, являют благодарность. Много ль послужил здесь о. Андроник! А ему устроили сегодня отличные проводы. Как видно, сложились из своего маленького жалованья и на это снялись фотографической группой — все служащие Церкви, пригласив и нас, русских, сесть в центре, потом устроили угощение с прекрасными речами и пением. Всех было около пятидесяти человек, то есть все тоокейские священно–церковнослужители. Снялись на дворе Миссии, у Собора, угощались и говорили речи в нижней классной миссийского дома. Речи говорили — редактор Петр Исикава по–японски, — весьма благочестивую, с текстами из Священного Писания, — восхваляя о. Андроника, особенно руководствуясь его сочинением, — кандидат Емильян Хигуци по–русски, и весьма умно и правильно, — тоже сожалея об отъезде о. Андроника, желая ему благополучного пути и скорого возвращения сюда: потом о. Андроник сказал по–русски, а Хигуци потом перевел, — весьма умно — о положении здесь Православной Миссии среди инославных, о том, что будет всегда помнить Японию и молиться о ней. Пели предварительно спевшиеся лучшие певцы — Обара, Хигуци и прочие, человек шесть, — одну Богородичную стихиру, прекрасно переложенную, и один японский кант.
Был христианин, начальник школы в Минато, Тимофей Оказаки, родной катихизатора Павла Кацумата: говорил, что катихизатор Спиридон Оосима бывает в Минато только по субботам, а живет с семьей в деревне. Какой же может быть успех!
20 ноября/2 декабря 1898. Пятница.
Был школьный учитель Аввакум, начальник и единственный учитель в одном селении из шестидесяти домов, восемь ри от Аомори. Родом из Хиросаки, научен христианству Петром Бан. В школе у него сорок учащихся. Три года живет вне всякого сообщения с христианами; в селении больше ни одного христианина, даже и христианских книг нет, кроме молитвенника: иконы тоже нет. И при всем том, видимо, благочестив, глубоко верующ. Благодать Божия бережет таковых! Дал ему книг, новый молитвенник и икону.
Какой–то ученый, по имени Акасака, из одного селения в Мияги–кен, пишет, просит сообщить некоторые сведения из русской гражданской истории — к его генеалогии русских царей; но последняя так неверна и плоха, что пришлось нам с Давидом Фудзисава, — чтобы не оставить его просьбы без исполнения, — скопировать генеалогическую таблицу из Русской Истории Устрялова для отсылки ему.
За всенощной, кроме школ, почти никого не было в Церкви; вероятно, погода тому виной: с полдня идет дождь, не переставая, вот до десяти часов вечера.
21 ноября/3 декабря 1898. Суббота.
Праздник Введения.
Дождь — всю ночь, утро и почти целый день. За Литургией из города христиан человек пятнадцать, за всенощной и того меньше.
С сегодняшней почтой из России уже получены календари на будущий год.
22 ноября/4 декабря 1898. Воскресенье.
До Обедни крещено трое возрастных и трое детей. За Обедней были офицеры с «России»; священник с «России» о. Авраамий также был в Церкви и после обедал с нами: иеромонах добрый, но совсем из простецов.
Был Андрей Танака, приемыш Симеона и Нины, богачей–стариков в Тоёхаси, крупный производитель сои. На сою хотят увеличить налог, вместо одного ен на «коку», что ныне платится, три ен. Из всей Японии ныне собрались производители сего товара, человек триста–четыреста, ходатайствовать, чтобы этого не было сделано, ибо соя — предмет потребления и бедного класса.
Был старик врач Яков Такахаси, прибывший из Соома для свидания с своим сыном, полковым врачом, ныне вместе с полком переведенным на службу в Токио. Печалится, что сын забыл веру, будучи один среди язычников; дал я ему книг для сына и для него.
23 ноября/5 декабря 1898. Понедельник.
Елена Сакай, вдова о. Иоанна Сакай, из Хакодате, письмом к секретарю Нумабе просит прибавить ей содержания. Осталась после мужа совсем в силах, да и теперь в силах самой зарабатывать себе пропитание, но из уважения к мужу взята была на церковное содержание. Живет ныне вот уж семнадцать лет на оном церковном содержании, которого получает восемь ен, при готовой, отлично устроенной в одном из домов хакодатского стана квартире. При ней два младенца, дети ее дочери Текусы от мужа язычника — врача. Для одной Елены восемь ен с избытком много: для троих, быть может, мало. Но как же Церковь может издерживаться на детей язычника, когда у ней ее собственных чад голых–голешеньких без числа! Притом у Елены в Хакодате есть родной брат, богато живущий врач, — отчего же он ей не помогает, а все валят на плечи Миссии! Сказал я Нумабе отписать ей, что в просьбе ее вполне отказывается: здесь, в Токио, есть вдовы, не менее заслуженных церковнослужителей, получающие по восемь ен без квартиры с тремя и даже четырьмя детьми, а она одна с двумя младенцами при квартире, и так далее.