Обыденные вещи перестали для меня существовать. Охота стала одним из способов тренировки, который открывал мне широту всех моих возможностей. Зачем ловить рыбу удочкой, если можно потоком воды переместить её в котелок, почистив и распотрошив по пути. Зачем бегать как дикарь с дубинкой, если можно сплести лапы убегающего животного корнями. Для чего мне лук со стрелами, коль я могу оглушить птицу воздушным потоком или поймать в ледяную клеть. Сошли на нет такие обязанности как готовка, мытье посуды и уборка дома. Жизнь была прекрасна и казалось, что другой не надо. Всё было идеально и однажды я поймал себя на мысли, что уже не хочу жить без своих способностей. С ними настолько комфортно, что даже твари, заставляющие меня их принять стали мною забываться. Да и не видно их было уже много месяцев. Кто знает, может быть они забыли про меня или их планы на мой счёт изменились. Как бы то ни было, жизнь была прекрасна.
Жаль, что как и всё прекрасное в этом мире, эта беззаботная жизнь была наделена свойством заканчиваться.
Разбитое сердце
Ранним утром в доме царила атмосфера уюта, создаваемая идущим от протопленной с вечера печи теплом. Оно было едва заметным, но всё же не давало помещению промерзнуть. Свет рассеянных солнечных лучей мягко стелился по комнате. Нежелание выбираться из кровати было вполне объяснимо. В момент пробуждения именно оно заполняло мой разум. До тех пор, пока я не обнаружил, что в кровати нахожусь один. Нормальная ситуация? Возможно. Но привычка встречать каждый день на протяжении нескольких месяцев в объятьях любимой давала о себе знать. Это был некий фетиш — что-то обязательное, неотъемлемое. Здравомыслие мне подсказывало, что не может так продолжаться вечно и дела, какие бы они ни были, принудят нас к раздельному пробуждению. Однако на любое здравомыслие, даже подкрепленное неопровержимыми доводами, обязательно найдется хотя бы маленький едва заметный росток сомнений, зарожденный предчувствием — неким необъяснимым душевным волнением, которое зачастую оказывается правым. И именно такое волнение испытал я, когда обнаружил отсутствие Кастэлы рядом с собой.
Наскоро выбравшись из кровати и молниеносными движениями рук облачив себя в одежду, я побежал из дома в поисках пропавшей. Но не успев переступить порог я увидел ее, одетую в дорожный плащ и заправленные в высокие кожаные сапоги шерстяные штаны. Твердой походкой она направлялась в мою сторону.
— Мы куда-то собираемся? — спросил я, протягивая руки с намерением принять ее в свои объятья.
— Мы? Нет! Это я собираюсь, а ты можешь заниматься всем, чем захочешь.
— Не понял… Что-то случилось? Почему ты так со мной разговариваешь?
— А как я должна с тобой разговаривать? Ворковать как голубки? Спасибо тебе, конечно, за приятно проведенное время, но я должна двигаться дальше. Есть еще столько интересного в этом мире, что задерживаться на одном месте не имеет никакого смысла. Предвосхищая твой вопрос могу сразу же ответить — твое сопровождение мне не нужно. Ты очень интересный хмм… наверное… человек… но я же не владелец цирка или музея, который собирает интересные экспонаты. Ты мне не интересен более. Я узнала что ты можешь, а что тебе не подвластно. Весело с тобой было, но давай разбежимся без лишних слез. Не опускай нос. Я уверена, что мы еще увидимся. И кто знает, может ты меня заинтересуешь еще чем-нибудь.
После такой тирады я остался стоять, не произнеся ни единого слова, наблюдая за тем как Кастэла уходит. Мой мозг не мог осознать что сейчас произошло. Вчерашний вечер, проведенный как и все минувшие вечера в страстном союзе двух вожделеющих друг друга тел, никак не сопоставлялся у меня в голове с событиями утра. Обида побуждала меня к слезам и крикам беспомощности. Но одновременно с тем я понимал, что причина не во мне. Кастэла наигралась с очередной своей игрушкой. В сердце зарождались злость и ненависть, спровоцировавшие скупость чувств, которые я по итогу выдал.
Кастэла скрылась в пещере ни разу не повернувшись, а я стоял, сжав кулаки, возле дома, который под принуждением невидимой силы стал рассыпаться в серую бесцветную пыль, уносимую ветром в неизвестном направлении. Я стоял неподвижно, облаченный в развивающиеся на ветру лоскуты полупрозрачной черной ткани. Глаза мои горели красным цветом, провожая ушедшую любовь.