Так некромантия, которая была признана демонской наукой, начала свой путь к становлению себя в роли зловещего и мерзкого колдовства.
Как же сложно было в те далёкие времена, когда нас преследовали и, поймав, сжигали на кострах. Ведь мы не ведали на что способен настоящий некромант. Да и вы не знаете. Но я вам об этом поведаю.
И так, начнём знакомство — Некромус.
Детство
Детство — любопытная пора. Бесконечный интерес к окружающему миру, который с насыщением только лишь растёт, побуждает нас всё к большим открытиям. И нет такого предмета, который заставил бы нас сказать: "вот то что мне нравится и только этому я готов посвятить всю свою жизнь". Наоборот — сейчас мы можем увлекаться деревянными игрушками, через пять минут рисовать прутиком на земле, затем посвятить время лицезрению кругов на воде, что расходятся от упавшего камушка, а после восхищаться капельками росы, блестящими на утреннем солнце. И когда успевает все поменяться? Ведь взрослея мы уже не понимаем всей широты детских интересов, того желания познать всё и вся, и именно сейчас и ни минутой позже. Взять в пример подарки на праздники. Ведь дети, определившись с подарком сегодня, уже назавтра просят подарить совершенно другой. И это ведь не от незнания того, что ребёнок хочет на самом деле. Это от желания сиюминутного познания бесконечного числа доступных его маленькому любопытному мозгу предметов изучения. А что потом? Мы взрослеем и наши интересы в основном диктуются потребностями и обстоятельствами существования. Я тоже когда-то был ребенком, но мои потребности и обстоятельства существования, к моему счастью и величайшему сожалению окружающих, совпали с моими интересами.
Рождение моё пришлось на тяжёлые времена — пятнадцатый век второй эпохи. По сложившимся обстоятельствам приняли меня в этот мир с непозволительной неаккуратностью, сдвинув кости черепа так, что темечко уехало немного в сторону, что, по всей видимости, привело к повреждениям в моем мозгу. Подобные случаи были нередки в те времена, поэтому кости с лёгкостью поставили на место. На интеллект эти обстоятельства никаким образом не повлияли, что не скажешь о характере и вытекающем из него личностном развитии. С самого своего рождения, как говаривали мои родители, я проявлял себя ребёнком непослушным, злым, с садистскими наклонностями. Мать меня самозабвенно любила, души не чаяла. С лаской и любовью она смотрела на меня, не замечая кровожадный безразличный взгляд и не прислушиваясь к рассказам соседей о моих злодеяниях. А предметов для рассказа было достаточно.
Доброта и любовь — что это такое, кто бы мне сказал. С самого детства я ни разу не испытывал подобных чувств — мои интересы были совершенно другого плана. С трех лет меня стала интересовать жизнь живых существ. Точнее её скоротечность и способы прерывания. Дворовые кошки, как только чуяли моё приближение, панически разбегались, понимая, что им грозит осыпание градом камней или метание палок, подобно копью. Помимо кошек страдали всякие жучки-паучки, лягушки, рыбки и другая живность, которая либо не могла быстро от меня убежать, либо не могла оказать сопротивление. К четырём годам я уже знал, что достаточно тяжёлый камень может превратить лягушку в лепешку, а слепень, кинутый в муравейник, уже никогда не выберется оттуда. Наблюдение за мучениями живых существ приносило мне исключительное удовольствие, однако восхищенный рассказ об этом родителям не возымел ожидаемого эффекта. Отец выпорол меня ремнем, что мне даже понравилось, ведь это была возможность почувствовать боль самому, а мать отчитала и поставила меня в угол. Вывод напрашивался сам — не надо делиться с родителями своими опытами, ведь они не оценят. Я стал вести себя нормально при родителях, при этом продолжая свои кровожадные эксперименты вне поля их ведения.
Как оказалось, в дальнейшем подобные опыты не поддерживали и остальные люди, которые, увидев очередное моё издевательство над животным миром, торопилась рассказать об этом родителям.
К семи годам моим мучения стали подвергаться и люди, но в отличие от мелкой живности они были более бдительны и пресекли почти все мои проказы. Нет, смерть людей меня не интересовала — я уже насытился смертью в более юном возрасте. Меня больше стало интересовать то на чем держится жизнь. Почему человек, каким-то чудесным образом зародившийся в родительском чреве растёт, появляется на свет, начинает дышать и жить в целом. Что заставляет плодотворное соки сформировать этот комочек мяса и костей, и запустить его сердце и лёгкие. Вполне безобидный интерес, тем не менее не безосновательно вызвавший опасение окружающих.