Я попробовал еще раз. И еще. И еще... Только с десятой попытки, всхлипывания и дрожь пошлина убыль. А после двадцатой - трактирщик сел, невидяще смотря в стену.
Прогресс, однако, был на лицо, и я продолжал сеанс чаротерапии.
Когда маны оставалось всего ничего, трактирщик слабым, но ровным голосом попросил попить.
Я, не решаясь оставлять его в таком состоянии в одиночестве... ну пусть наедине с лягушкой, крикнул Нафане принести ведро из колодца. Ту воду, что заготовили ранее, я уже извел в тщетных попытках привести трактирщика в себя безмагическими методами.
Пришел Нафаня, принес ведро. Пустое.
Был послан взад. В смысле, набрать воды.
Пришел, отчитался что воды набрал.
Без ведра.
Был послан взад, принести ведро с водой.
Принес ведро с водой на донышке. Я же, мол, не сказал сколько нужно, а что он, дурак, надрываться?
Трактирщику, однако, хватило.
Пока он пил, явился Степан Бадья, ругаясь, на чем свет стоит. Оказывается, недавно, был он ранен. Какой-то моб конкретно ему ноги повредил. И они до сих пор побаливали.
Несмотря на травму, Степан от работы не отлынивал, и больничный не оформлял. Не привычный сидеть без дела, затеял перетаскивание пиломатериалов под навесик, и привлек к этому полезному делу моего холопа. А когда я Нафаню позвал, тот отпустил свой конец тяжелого бревна и помчался на зов барина. Похвальное рвение, что сказать. Бревно покатилось, увлекая за собой прочие. Не ожидавший подвоха Бадья не успел увернуться и оказался погребенным под тремя десятками пятиметровых бревен и штабелем досок. Тех самых, в нагрузку к которым Нафаня прилагался. Вот, только сейчас десятник насилу выбрался. Весь в синяках, ссадинах, занозах и стружке. За ребра держится, бедолага, дышит хрипло.
Собрав последние крохи маны, произвел «Обезболивание» (Компиляция из заклинаний Тьмы, Крови, Жизни и Тлена). Потом, как смог подлечил десятника. Обещал долечить чуть позже, но тот и немудрящей анестезии рад был.
Пришедший в себя, но все еще бледный трактирщик нашептывал что-то ласковое в кувшин, Степан растирал заживающие ноги, а Нафаня ковырялся в носу. В общем, все были при деле.
Один я маялся, не решаясь предложить хозяину помощь в расколдовывании чудо-дочи.
Тут, он сам пришел мне на помощь. Вдруг, посмотрел мне прямо в лицо и заговорил.
- Задрот, хочешь заработать? Много.
Такая постановка вопроса мне понравилась. Трактирщик, хоть вроде должность и подразумевает, жлобом вроде не был. Кормил вкусно и сытно, обжуливал не особо нагло, изначально предупреждая о ценах на то и се... Так что, с ним вполне можно было иметь дело. Но с чего он вообще этот разговор затеял?
- Слушаю тебя, добрый хозяин.
- Ты уже почти неделю у меня живешь, оговоренный срок к концу подходит... Посмотрел на тебя, доверять стал. Человек ты хоть и сам себе на уме, но не разбойный, сразу видно. Знаю, прячешься от кого-то... Возможно, именно от этих чудищ, что на трактир напали пока меня не было и прятался. Так? По глазам вижу, так... Хотя по твоим и сложно, нео я всю жизнь в целовльниках, наловчился в людях разбираться... И в нелюдях тоже. Стало быть, нашли тебя, и таиться более причины нет. Доча моя и тебе на помощь пришла и дом оборонила, вот и... Нет, в случившемся с Оленкой не тебя виню... Не сейчас, так в скорости, сбылось бы. Все шло к коже лягушачьей. Не ты в том повинен, а колдовство это окаянное, что ей досталось на пару с проклятием... Через колдовство она и обезобразилась. Вместе с даром, проклятие страшное получила, я о том давно знал. Да все знали... Я и колдовать запрещал, и батюшку приводил... Но не нашего местного, не отца Ставросия, уехал он куда-то, по делам божеским... другого, пришлого. Не смог он ее образумить. И очистить от скверны не сумел... А разве за девчонкой уследишь? - трактирщик горестно вздохнул. Неожиданно ловко поймал в кулак пролетающую мимо муху. Пристально рассмотрел насекомое, наверное, на предмет личной гигиены и упитанности. Удовлетворился и сунул в кувшин.
- Стало быть, проклятие снять необходимо. Ты, Задрот, о себе тут много понарассказывал. Ежеле хоть десятая часть всего правда - сдюжишь. А я думаю - правда. Хоть и выглядишь странно, но лечить умеешь... Да и Степан с непутевым этим, говорят, колдовал мастерски, когда чудища лезли. Так что вот тебе, моя просьба. Сними проклятие с Оленки. За то, век тебе признателен буду. Что хочешь отдам. Вот, у меня два трактира. Я крест целовал что от казны доходов не утаю, так и ту клятву преступить готов и все заработанное тебе отдавать. Пока не поймают да на дыбе не заломают.
- Кого заломают? Меня или тебя?
- Обоих. Но это еще не скоро будет, не переживай. Три года, а то и пять всласть попируешь.
- Так, стоп. Куда-то наши с тобой взаимоотношения не в ту сторону скатываются. Мне на дыбу совсем не хочется, благодарю покорно. Давай так, я сделаю все что смогу, а потом попрошу, что захочу, и ты мне это обеспечишь? Только без последствий в виде дыбы, плахи или еще какой гадости.
Трактирщик призадумался.
- Идет. Выполню любое твое желание, что только смогу, хоть хозяйство на тебя перепишу, хоть холопом твоим стану. Но не за то, что ты попытаешься дочу мою расколдовать, а за то, что расколдуешь.
Поправка была принята и одобрена.
«Получено задание: любым способом расколдовать дочь трактирщика.
Награда: бесконечное расположение и все имущество трактирщика.
Штраф за невыполнение: нет».
Ну, на таких условиях, только полный дуралей от квеста откажется.
- Вынимай, - сказал я. - Щас расколдую.
Глаза трактирщика загорелись радостной надеждой.
- Вот прям щас? Сразу? Так быстро?
- А чего тянуть?
Целовальник бережно перевернул кувшин и на его грубую мазолистую ладонь вывалилась лягушка. Она хоть и лягушка, и зеленая, и вся как положено в пупырышках, но немного волосатая. Вот, про рыбий мех слышаш, а про лягушачий - ни разу.
Нафаня с ужасом уставился на мохнатое земноводное. Округлил глаза и бочком-бочком, по стеночке пополз к выходу.
Я, не особо заморачиваясь, схватил лягуху, зажмурился и смачно чмокнул. Но не взасос, а так, по-дружески. Раздался стук да гром. Но нет. Колдовство не снялось. Добиться эффекта очеловечивания оказалось непросто. Сейчас же, эффект был нулевой. За исключением возмущенного квакания лягушки, удивленного вскрика трактирщика и громогласно-смущенного хохота Степана. И того самого стука-грома. Головы о стену. Это Нафаня потерял сознание от вида сцены поцелуя.
- Не сработало, - огорчился я. - Не туда попал. Наверное, нужно все-таки в губы. С языком.
Я попытался развернуть лягушку нужной стороной, та упиралась и пыталась вырваться.
- Ты, что, сдурел? - заорал трактирщик. - Ты чего вытворяешь, охальник???
- Колдовство снимаю, не видишь? Самое верное средство.
- Ты еще ее в печку кинь! Отдай лягушку!
- Я еще не кончил!
- Т... п... ты... ТЫ! Ты что задумал... Ты...
Наверное, зря я так. Несчастный трактирщик уже и не рад был оказанному мне высокому доверию. Побагровел так, что мне реально страшно стало за его жизнь. Щас окочурится и плакал мой ревард.
Степан, немного пришел в себя, отер выступившие от смеха слезы и пробасил.
- Ох, насмешил-позабавил... Ты бы видел свое лицо когда целовал... И как лягуха гузном повернулась когда ты зажмурился... Ой, ха-ха-ха! Нужно будет посаднику рассказать, он такие истории любит... Да за такую потешку, точно коровой одарит, а то и конем... Ты, Задрот, сказок-былин много в детстве слушал. Кто же так проклятье снимает?
- А как? У Ивана-Дурака получилось...
- Знаю его... Вернее, знал. Помер болезный, уже лет много назад. Совсем дурак был. Наркоман же. Отпетый. Бродил по болоту, кажную жабу вылизывал... Больной человек, что поделаешь. Вот и нализался энтого... как его... Батрахатоксину. И помер. Но до того покуролесил, победокурил... Потом указ еще был царский. Что, мол, ежели кто еще на жабе или еще какой животине венчается, того непотребника, да вместе с попом на пару, по месту прописки супруги переселить, а в городе зоофилию не поощрять. Не всем-же сказкам нужно верить, так-то. Тем более, проклятье лягушачье ведьмой лесной наложено. Причем не просто сглаз, а заклятье добровольно принятое, с условиями исполнения... А все знают, такие проклятия только по смерти колдуньи силу теряют.