Понятно, что назавтра у остывшего кострища, покрывшейся береговым ледком речушки и в осознании, что предстоит еще целый день добираться до дома, мы встретили утро со значительно меньшей веселостью. И точно, на Уралмаш мы приехали уже поздним вечером, но, надо признаться, только потому, что и здесь решили узнать еще что-нибудь дополнительное о здешних местах. Не сели на попутный автобус, а прошагали пешком десяток километров до местного трудового поезда, на нем доехали до большой дороги и только потом, уже на электричке, до Свердловска.
Нет, я не только весело работал, но и весело и нестандартно жил, и если бы дана была еще одна жизнь, то провел, кажется, ее точно так же, не поменяв в ней ни одного дня. А вот Балабанов сдал не то от старости, не то от чего-то другого. Звоню ему.
– Дима, давно с тобой в лес не бегали, может, сходим, разведем костерок? – Нет, – говорит, – не могу, один дома.
– Так это же отлично (он иногда сидит дома с маленькой внучкой), вот и пойдем. – Нет. Не могу… оставить квартиру.
– Как не можешь? – Так обворуют ведь!
– Ты чего, с ума сошел? – Обворуют…
Другой раз:
– Дима, давай завтра за грибами. – Одни? Вдвоем не пойду.
– Как не пойдешь, почему? – А вдруг что-нибудь случится…
– Ты чего, рехнулся? – Нет, вот втроем еще бы пошел. – И т. д.
Что за заскок такой у человека, – думаю каждый раз, – откуда он у него? Ведь явно ему не свойственное поведение. С другой стороны, а не оттого ли вечного у него болезненного недовольства, почти нетерпимости ко многим знакомым нам людям по причинам, в большинстве своем, мне не понятным? Не есть ли теперь оно от уже чисто старческого проявления еще одной его странности?
05.09
«Марк, дорогой! Получил и с большим наслаждением (несколько раз) прочитал твое последнее весьма содержательное и жизнерадостно-ностальгическое письмо.
Начинаю с приведенных тобою фамилий.
Ряд твоих фамилий с точки зрения деловых качеств, особо на фоне Целикова, Химича, Верника, Краузе, Манкевича, Штина, Ан-фимова (у которого, более позднего для меня, было и много мною неприемлемого), Муйземнека (он на днях умер), Карапетяна, Са-товского, Цалюка (не упомянутого тобой), Павлова, Соловейчика, Бай-бузенко, Поносова и Кравченко, не могу воспринять настолько, чтобы они на меня производили особое впечатление или, как я часто говорю, у гроба которых хотелось бы сказать что-то, кроме перечисления дат, должностей и участия во многих работах.
Исключение Соколовский. Он действительно многим не нравился и, вероятно, было за что. Но для меня самые лучшие качества в человеке, мне импонирующие, – это качества, какими я не владею совсем или слабо сам. И вообще я старался всегда видеть в людях больше всякие плюсы. Минусы я игнорировал и, руководствуясь монтеньевскими взглядами, относил их к папе и маме интересующего меня индивидуума. Так вот с учетом последнего, Соколовский для меня выдающаяся (опять, безусловно, в том же оценочном масштабе) личность. Он был «свинтопрули-стом», огромным катализатором идей (полезных, вредных, никчемных), но идей, из которых можно было выбирать, которые можно было развивать, сортировать и т. д., что намного проще, чем придумывать революционно новое. Не говорю о нем как о рыболове, охотнике, рассказчике разных баек. Ну, а человеческие слабости, недостатки, кроме родителей, очень часто от среды, от воспитания, – так у кого их нет, разве лишь в меньшей степени, а порой и умеючи скрываемых?
Зворыкина я почти не помню. Если не путаю, последний раз имел честь встречаться с ним на Краузинском 60-летии в Колпино, но всегда воспринимал его как неординарную личность. Зато М. И. Калашникову знаю как облупленную. Интересная, достаточно сумасбродная баба, к которой я питал всегда определенную симпатию, но как к бабе – не больше. Вот один характерный случай длиной в десяток лет моей с ней борьбы. У нас на станах километры трубопроводов. Когда-то на заре ее становления было придумано чистить и травить трубы в шестиметровых кусках, а потом соединять их при помощи фланцев. На каждый монтаж мы привозили их до двух вагонов, а там, по просьбе Заказчика, трубы варили встык, обработанные же, с просверленными под болты дырами, фланцы использовали… в качестве установочных прокладок под оборудование. Естественно, при этом ничего нами не предусматривалось, чтобы надлежащим образом качественно сваривать трубы встык. Мои просьбы к М. И. (как только я стал ее прямым начальником) перейти на требуемую Заказчиками технологию монтажа трубопроводов оказались безуспешными, несмотря ни на какие разумные, даже издевательские доводы, вроде: «Ну, поезжайте тогда на объект и прикажите, обяжите, уговорите их сделать так, как Вам надо». Химич отказался мне помочь, дабы не портить с ней отношений. Пришлось приказывать… но уже после ухода с завода Химича. И так чуть не во всем. Споры и споры. Аргументы с ее стороны чисто бабские. Но, должен признаться, по прошествии многих лет, несмотря на заявление о своем увольнении, ею брошенное мне на стол не без очередного завода, взаимная симпатия, мне кажется, у нас сохранилась до сего дня. Личность!