И как настоящий «холодник» – воспитанник школы Литвинова – открывает шкаф, на верхней полке среди кучи папок мгновенно находит нужную, сразу открывает ее в нужном месте и тут же передает мне искомую бумагу – распоряжение о назначении Орлова техническим консультантом фирмы. Какова была цель, будто заранее подготовленной, сей белоглазовской демонстрации, – не знаю. Но помню, как, уходя 10 лет назад со своего начальнического поста, я, дабы устроить себе свободное расписание, написал нечто подобное мной увиденному, но только не в распоряжении, а в своем тогдашнем заявлении, – просьбу назначить меня техническим консультантом с перечислением (вполне, на мой взгляд, обоснованным) круга вопросов, которыми бы хотел заняться для пользы делу. Через некоторое время, без какого-либо на то разговора со мной, я был назначен приказом… ведущим инженером. История эта, конечно, была известна многим. Реакции на нее я не слышал. Но тут невольно подумал: а не специально ли Белоглазов это все устроил и не стала ли сценка, им разыгранная, той самой реакцией. Слишком похожими по духу оказались мое тогдашнее заявление и увиденное теперешнее, касательно Орлова, распоряжение. Не могу не заметить, что и вообще, с моей «легкой» руки, разных консультантов пожилого возраста на заводе ныне развелось предостаточно, точно так же, как и всяких Главных.
В тот же день вечером был приглашен еще на одно торжество по случаю 50-летия П. Б. Соколова.
Он появился в исследовательском подразделении четверть века назад, когда у нас с Соколовским родилась идея получения двутавровой заготовки для балочного стана из непрерывно-литых слябов.
Помню, мы тут же побежали с ним в наш прессовый цех и быстро придумали, как это с минимальными затратами проэкспериментиро-вать, использовав слябы 150 х 600 мм. Они, будто специально для того, стали отливаться на недавно пущенной экспериментальной криволинейной УНРС, разработанной по инициативе Нисковских.
Первые тавры (половинка двутавра), как и следовало ожидать, получились тем самым блином в буквальном и переносном смысле. Пришлось сочинять более взвешенный и продуманный план действий, который вылился дальше в обширнейшую многоэтапную программу с кучей лабораторных и натурных опытных работ. Последовавшими затем: разработкой проектов, привязкой к балочному стану, привлечением большого количества контрагентов, множеством переговоров, совещаний и всего прочего, что определяет решение крупной технической задачи.
К ней-то и был подключен в качестве «локомотива» Петя Соколов. К сожалению, несмотря на огромные наши усилия, работа не закончилась: началась «перестройка». От работы же остались лишь тома научных отчетов, чертежи проектов, десятки патентов, написанная Соколовым кандидатская диссертация да приятные воспоминания о «героических», наполненных энтузиазмом и прожектерскими мечтаниями днях движения к заветной цели.
И вот сейчас я должен был предстать перед светлыми очами юбиляра и чего-то, как только что в отделе, лепетать человеку, изобретательно и самоотверженно трудившемуся целых два десятка лет, но не достигшему того заветного рубежа, что можно считать завершением работы. Должен был петь, хотя и вполне заслуженные, дифирамбы юбиляру и рассказывать его гостям, каким интересным и впечатлительным был процесс движения к цели, почему последний не осуществился, но что не все потеряно и он может еще претвориться в желаемую реальность.
Так все и произошло. Именно такую речь я и произнес. Но каков юбиляр! Со свойственной ему неординарностью, неиссякаемой верой в правильность затеянного и способностью к образному слову, он тут же бросился убеждать меня и остальных гостей в колоссальных преимуществах и необычайных достоинствах нами придуманного.
Ай да Петя! Не зря он мне понравился с первых у нас дней его работы.
09.05
Вчера упомянул фамилии Соколовского и Нисковских. Хочу добавить к ним еще А. И. Вараксина.
С этими тремя меня связывали долгие годы крепкой дружбы, совместной работы и многочисленные речные и прочие походы в наши отпускные и воскресные дни, а с Соколовским еще, в дополнение, и годы учебы в институте. К сожалению, сейчас нас осталось двое: Олег ушел из жизни очень рано, перевалив лишь слегка за 40 лет, да и Алексей – тоже не поздно, всего на 60-м своем году.
Мы были несхожие люди во многом, настолько несхожи, что Олега Виталий и Алексей даже недолюбливали, а терпели, порой, только из-за меня. Что объединяло?
Кроме общих интересов по работе, думаю, больше всего – любовь к природе и, пожалуй, еще нечто, проистекавшее, хотя и в разной степени и в разном проявлении, от авантюрного по природе характера наших натур. Из внешних обстоятельств можно назвать Главного конструктора Химича, который в не меньшей степени, чем мы, был способен к той же авантюрной устремленности и даже просто увлека-емости всем, что можно отнести к проявлению человеческих желаний и побуждений. Надо полагать, именно в силу данного обстоятельства мы, четверо, как только чему-то научились и более или менее стали на крыло самостоятельности, вошли в число его «любимчиков». Причем не только в глазах окружающих, которые в таких случаях бывают излишне велики, а и на самом деле. Не очень приятно упоминать об этом в наших биографиях, однако что было, то было.