более мелкие штрихи наших натур, полезные для дела и эффективной совместной работы, вроде: лояльного, а Соколовским так чуть ли не с благодарностью, восприятия любой критики, умения гордиться чужими достижениями не меньше, чем своими.
Этот «тандем» был оценен нами уже в институте, но еще больше – после поступления на работу в одно и то же конструкторское бюро. Правда, мы оказались в разных группах: я в группе адъю-стажных машин у И. И. Кривоножкина, а Олег в группе рабочих клетей у Г. Н. Краузе, но это не мешало постоянному общению, которое стало по-настоящему результативным, когда мы оба вышли на уровень самостоятельных разработчиков проектов. Он – по обжимным, а я – по рельсобалочным и крупносортным станам.
Полнейшими единомышленниками мы были и по жизни. В первый же год после института женились, одновременно появились у нас дети: у меня два парня, у него сын и дочь. Оба любили всякого рода походы, причем самое большое удовольствие испытывали от таковых вдвоем. Могли под воскресенье пойти в лес и заночевать там у костра на берегу какой-нибудь безымянной речушки. Использовать часть отпуска и отправиться в пеший недельный поход. Либо уж совсем отчудить, в час ночи, к примеру, встать на лыжи и на берегу Шувакиша в сорокаградусный мороз разжечь огромный костер, постоять возле него, полюбоваться его красотой и мощью и под утро вернуться домой.
Короче, мы и при таком времяпровождении, вне служебных дел, всегда пребывали в полной удовлетворенности друг от друга. Либо от своего пристрастия к одному и тому же, вроде купания в холодной (с ранней весны до глубокой осени) воде или сидения у костра за разными философскими разговорами, либо от названного выше дополнения, когда Соколовский до самозабвения, только намекни, любил ловить рыбу, а я, разве с несколько меньшей устремленностью, – возиться с костром и варить уху.
Рассказывая об Олеге, не могу не вспомнить родоначальника этого талантливого семейства – Израиля Борисовича Соколовского. У него было два сына – Вениамин и Петр. Первый – к моменту моего поступления в институт работал на кафедре деталей машин. Второй – отец Олега и Наташи. Вениамин приходился Олегу дядей, но в силу его молодости воспринимался нами как наш чуть ли не однокашник. Так «по-братски» мы с ним и общались на протяжении всех лет учебы.
Испытывая вполне определенную симпатию к деду Олега, я ему так и не был представлен, ни разу с ним лично не общался, и все мое благорасположение к нему было основано на рассказах о нем, а порой и баек. Одну из них я услышал из уст Олега в первые институтские дни.
По его рассказу, дед был арестован в 1936 году и на следствии показал, что он, в порядке диверсии для нарушения железнодорожной сигнализации, вставлял… спички в стыки рельсов. Показание было зафиксировано официально следователем в соответствующем документе и представлено далее на рассмотрение начальству. Из каких-то неведомых источников деду якобы стало далее известно, что, получив таковое дознание, начальство будто бы распорядилось деда немедля выпустить, а дурака следователя выгнать с работы. По версии деда выходило, что тогдашние Органы не только сажали, но и выпускали и что в их рядах служили не только идиоты, а и вполне нормальные, понимающие даже юмор люди.
Мое впечатление об этом умном нестандартно мыслящем человеке было окончательно закреплено и сохранилось на всю жизнь при защите дипломного проекта. Он тогда, не будучи членом нашей ГЭК, был на него либо приглашен, либо напросился сам по случаю, одновременно со мной, защиты проекта его внуком.
Так вот, чтобы избежать неугодных мне «глупых» вопросов, в том числе, по основам марксизма-ленинизма, я специально при докладе оставил открытым наиболее интересный момент своей конструкции. Подчеркнул четко ее особенность, но ни слова не сказал о том, какими средствами и как она обеспечивается. То был расчет на любознательность членов ГЭК. Однако никто из специалистов-прокатчиков на мою наживку не «клюнул». Прореагировал на нее один Соколовский. Он сразу по окончании доклада задал вопрос (причем именно в том виде, как мне хотелось, и как бы с полным пониманием моей задумки насчет нужной мне реакции названных комиссионеров), а именно: «За счет чего конкретно я эту «особенность» реализовал?».