А теперь о моей и твоих по ней замечаниях.
Не буду спорить о величии теории прибавочной стоимости и прибавочного продукта, позволившей, как ты пишешь, якобы установить такую сакраментальную истину, что «кто владеет средствами производства – у того и деньги, у того и власть» и что она «так же верна, как и то, что земля вращается». Будто никто до этой теории о том не знал, не ведал. Хотя можно предложить, с такой же убедительностью, другой каламбур: у кого власть – у того и деньги и все прочее. Надо тебе, умнейшему мужику, придумать такой пассаж, ну прямо в духе буха-ринских доказательств и, его же, дифирамбов Марксу.
Давай лучше поговорим о конкретностях и результатах Великого марксова открытия. Отметим при этом твое согласие со мной, что судить о человеке и практичности его идей должно только по конечным от нее конкретным результатам.
– Так вот об этих самых конкретностях нашей реальной соцси-стемы обе мои книжки. Попробуй возразить, и тогда можно будет продолжить этот спор более определенно.
Из того дополнительного, что мне пришло на ум в части твоего вопроса: «что лучше: частная собственность или государственная?», могу привести еще пару аргументов.
Сегодня начали трепаться об Александре II, как великом реформаторе – освободителе крестьян. А кто подготовил отмену крепостного права? Не подготовил ли ее Николай I, когда стал «по-отечески» наказывать таких возмутителей спокойствия, как Пушкин, ссылкой в его родовое имение? Не в их ли эпоху она готовилась? Повторю: Революции готовятся не марксами и ленинами, а предшествующей эпохой. Наша 17 года – есть прямой результат народного бунта, результат
элементарной ненависти бедных к богатым, о чем так образно и наглядно поведал нам Гончаров и другие, мной упомянутые. Доказательство убогости государственной собственности (в стратегическом плане) в том, что после упомянутой революции первое поколение, воспитанное в недрах противной, эгоистичной, но деловой системы, способно было, несмотря на весь известный негатив Советов, успешно строить и созидать, а теперешнее первое, воспитанное в режиме государственной собственности – только грабить и разрушать. Соцоб-щество по-настоящему «производительно и устремленно» готовило, похоже, чуть ли не одних только активных подлецов.
О Ленине. «Метался» он и «допускал противоречивые решения» отнюдь не потому, что менялась обстановка, а потому, что не был подготовлен к решению государственных вопросов. Это как бы тебя, после 35-летней одной лозунговой болтовни и других разрушительных акций, вдруг в 50 лет посадили на пост Главного конструктора, да с такими же, как сам, помощниками, и поручили смастерить чего-нибудь путное. Построить же сам Ленин страшно хотел, и не в пример Сталину, все чуть не в один присест.
Лена недавно выписали и привезли домой. Он хотя и лучше, но все равно плох и пока от твоих ожиданий далек. Все-таки возраст – есть возраст».
10.08
В письме Марк привел краткую, но емкую характеристику Целикова.
А вот мои впечатления об этом человеке.
Году в 1954 заводу было поручено спроектировать и изготовить комплект дисковых и кромкокрошительных ножниц для одного из листовых алюминиевых станов, разрабатываемых головным институтом ВНИИметмаш. До того времени на заводе было спроектировано несколько подобных агрегатов, но на скорость резки не более 0,5 м/c. Головной образец их был разработан Н. К. Манкевичем. Теперь надо было сделать ножницы в два раза более скоростные. Подходящей конструкции мы с ходу придумать не могли и по договоренности с ВНИИ-метмашем решили разработать ее совместно, командировав туда наших специалистов.
Сначала направили моего начальника – руководителя группы Кривоножкина и конструктора Троицкого, близкого мне приятеля и друга дома. Не прошло и двух недель, как сообщают: надо ехать мне, поскольку Иван Иванович заболел и возвращается домой. Приезжаю в Москву, встречает меня Троицкий. По дороге рассказывает о проделанной работе, а фактически о проблемах, поскольку ничего не сделано, а велись только одни разговоры. К этому моменту у меня в голове
имелись кое-какие мысли, и на следующий день на наших досках появились наконец первые линии.
Через месяц проект сварганили и через руководство отдела, в котором шла работа, представили на рассмотрение самому богу – Целикову. Первая встреча. Появился он вечером, после окончания рабочей смены. Длинный, худой, со своей, как оказалось позднее, неизменной полуулыбкой. Без помпезности и начальнического величия, абсолютно по-домашнему посмотрел, промямлил нечто не очень вразумительное по поводу его достоинств и недостатков и, руководствуясь житейским опытом, что все должно образоваться само собою, изрек: «Можно принять».