Но вот зашла речь о подаче работы на государственную премию… И, при полнейшей устной поддержке данной процедуры со
стороны Целикова, тема, несмотря на совершеннейшую ее «преми-альность», не прошла. Причин «объективных» при этом было названо много, в том числе и самим Целиковым. Главной же, полагаю, была та, что работа подавалась нами без ВНИИметмаша. Она, конечно, им не называлась. Случай отнюдь не единичный.
Другой пример, благородного, плана. Как-то в конце рабочего дня оказались мы с ним в кабинете у начальника Технического управления Минтяжмаша М. П. Фарафонова. Закончили разговор по интересующим нас вопросам, в ходе которого коснулись наших взаимоотношений с Минчерметом. Мстислав Прокопьевич стал пространно и красочно рассказывать нам о его с В. Ф. Жигалиным недавней встрече в Минчермете с министром И. П. Казанцом, о их претензиях к нашему Министерству, низком качестве проектов и оборудования, отставании от Запада, и все в один минтяжмашевский адрес.
Только я собрался возразить, как то же самое сделал Целиков. Начал он с весьма грубого вопроса: «Ну, а что Вы со своим министром, каковы ваши были возражения?» И после явно недостаточной по времени паузы, необходимой для реакции на него Фарафонову (на что имел право в силу явно затянувшегося выступления последнего), дал изумительно красивую, подкрепленную точной аргументацией, цифрами и конкретными фактами, оценку фактического состояния дел в данной области, И в части достижений, и в части упущений, которые есть, но если есть, то в равной степени у обеих сторон. Живем-то в одной стране, добавил он для пущего подтверждения. Не знаю, как наш визави, – я был отповедью Целикова восхищен.
Как многие из умных деловых людей, он не умел выступать с заказными докладами, тем более с официально регламентированными. В полемике же, в репликах, которые касались живого дела, стоял на высоте.
Целиков был ученый, он первый в стране систематизировал знания в области прокатного оборудования и написал книгу, по которой училось несколько поколений инженеров-прокатчиков. Но в моей оценке он вошел в историю отечественной металлургии больше всего как организатор крупнейшего в стране института.
Всю свою жизнь Александр Иванович занимался не бумажками, как многие в те времена, а настоящим живым и нужным делом, играючи управлял институтом и, кажется, не только им, но в какой-то степени и всем Минтяжмашем. Одним словом – Орел!
11.08
Теперь о Химиче.
С Георгием Лукичем я познакомился, будучи студентом, в 1949 году. Весной в одной из газет прочитал заметку о пуске рельсобалоч-
ного стана на Нижнетагильском меткомбинате. Я тогда был председателем факультетского научно-технического студенческого общества и решил воспользоваться случаем, пригласить автора проекта рассказать нам что-нибудь о своем детище и конструкторской работе. От этой встречи у меня в памяти почти ничего не осталось. Звонил ли я предварительно, или нахально прямо пришел в его бюро, или продействовал как-то через руководство отдела – не помню. Знаю, что приглашение было принято и спустя несколько дней Химич появился у нас на факультете. Провожая его после лекции домой (жил он на улице Ленина недалеко от института), я задал вопрос: «А нельзя ли над дипломным проектом поработать непосредственно у Вас в бюро?». В ответ получил: «Наверное, можно». Эта неопределенная фраза позволила мне в начале следующего учебного года не только договориться с ним о теме проекта, но и получить от него рекомендательное письмо к главному инженеру завода Азовсталь об оказании содействия в преддипломной практике и якобы имеющей место даже некоей заинтересованности в ней Уралмаша.
Имея на руках такое представление, я быстро закончил практику, собрал необходимые материалы и чуть не через две недели предстал перед своим протеже, готовый немедленно приступить к дипломному проекту.
Так началась моя работа с Химичем, которая продолжалась самым теснейшим образом тридцать лет, а сам он как руководитель оставил, пожалуй, самый глубокий след в моей жизни.
Георгий Лукич – человек удивительной судьбы. Не зря говорят, если Бог наказывает, то жестоко, а если уж решил одарить, то щедро. Он дал Георгию Лукичу ум и талант, способности и трудолюбие и все прочие качества, необходимые для конструктора, творца и организатора. А если чего недодал, то вооружил его таким умением обставлять свойственные любому человеку те или иные слабости и недостатки, что они не только не вызывали неудовольствия, а, наоборот, приводили в восхищение именно умением их нам преподнести.
Для нас, его учеников и продолжателей дела его подвижнической жизни, он был примером для подражания и в большом, и в малом, и в чисто личностном плане.