– Слушай, говорят здесь есть Брянские поляны. Ты не знаешь, повезут нас на них?
На пленарном заседании узнаем, что Поляны устроители показать нам намерены. Два следующих дня многократно слышу от Краузе одно и то же: «Когда повезут?».
Повезли, водят нас по каким-то лесным тропам, по землянкам. Краузе через каждые 10 минут: «Ну, а где Поляны?»… Наконец садимся в автобусы и едем, объявляют: «на Поляны». Чутье у Краузе великолепное. Действительно поляна, а на ней два грузовика с ящиками, закусками и стопами простыней. Останавливаемся у одной. Спрашиваю у него:
– Сколько брать? – Ящик и три простыни.
Расстилаем на траве простыни. Возле нас моментально собирается человек двадцать – по числу, надо полагать, бутылок в ящике и количеству простыней. Любили его безбожно все, он это знал, и потому был в полной уверенности, что одни мы сидеть за нашим экс-промтным «изобильным» столом не будем.
Краузе был мастером шутки, не пропускал ни одного более или менее подходящего на то случая. Мог в деревенской бане, обнимаясь под конец омовения, вымазать чью-нибудь физиономию в саже, а затем в таком виде суметь ее хозяина одеть, довести до дома и усадить за стол под гомерический хохот всех, за ним сидящих. Ночью на привале спереть (припрятанную кем-либо для соответствующего удивления при подходящем моменте своих сотоварищей) бутылку доброго вина, распить ее с кем-нибудь из еще бодрствующих у костерка, заполнить пустую чаем подходящего цвета, подложить обратно и ждать реакции хозяина. Когда тот, улучив момент, самовлюбленно достанет ее из своей заначки, разольет таинственный нектар по кружкам, произнесет тост и все дружно выпьют… чайку. Представить подобный спектакль – не нужно воображения.
Или в упомянутом лодочном походе мы оказались в цейтнотном положении. Лодки, нами тогда заказанные, оказались малы размерами и плыть на них было невозможно. Старик, готовивший их и при первом же с ним знакомстве получивший от Краузе кличку Хоттабыч, увидев такую оказию, объявил: «По спокойной воде, если сидеть тихо, мы как-нибудь до соседней деревни доплывем. А там, я подглядел, есть подходящая большая плоскодонка. Ее я вам устрою». Перераспределяем багаж по лодкам, сажаем в одну из них Хоттабыча, и через пару часов, чуть не черпая бортами воду, благо стоял абсолютный штиль, добираемся до деревни. На берегу действительно лежит лодка
размерами и объемом почти со все наши, стариком сделанные. Через некоторое время появляются мужики и хозяин лодки, оказавшийся, позднее выяснилось, сыном Хоттабыча. Покупка лодки – одно из интереснейших походных событий вообще, здесь особенно. Начальная, названная хозяином, цена ее в 800 рублей после длинных разговоров, разных доводов за и против, чуть не магически снижается до 100 рублей, правда… в водочном двухлитровом эквиваленте. Поскольку у нас его нет, договариваемся операцию перенести на завтра.
Утром отправляемся за водкой. Наша деревня, вторая, третья… Магазины закрыты, деревни как вымерли: все на сенокосах, в лесах или на каких-либо сельхозработах. Возвращаемся с поникшими головами. Выход из положения, как и должно для назначенного впечатления, находит Краузе: «У меня, говорит, есть личных три бутылки коньяка. Одну я оставляю в запас, вторую мы пьем с Хоттабычем и его сыном, третью я отдаю вам и гостям. Ваша задача будет состоять в том, чтобы доказать «купцам» преимущество и очевидную выгодность для них данной сделки в сравнении с вчера согласованной». Далее все происходит по установленному Краузе сценарию. Более довольной, пьяной (от двух бутылок на пятнадцать человек) и веселой компании я, по-моему, не видел за всю свою жизнь. Русь – великая страна великого народа!
Свой 60-летний юбилей он отмечал поистине с королевским размахом в Колпино, где был директором филиала ВНИИметмаша. Днем в пятницу – торжественное собрание в большом, полностью заполненном зале заводского клуба; вечером – официальный банкет человек на 300 в местном ресторане; ночью и в следующие два выходных дня – трехкратное, с недолгими перерывами, домашнее застолье для 20-25 избранных, в основном бывших, и специально приехавших на юбилей уралмашевцев. Не знаю, сколько было выпито, но хорошо помню, что когда мы ввалились после банкета к нему в дом, стоящий в углу комнаты книжный шкаф был сверху донизу заставлен, в чисто краузинском неискоренимом желании удивить, доброй сотней бутылок марочного армянского вина Айгешат, весьма тогда известного, но мало потребляемого. Кажется, последний и послужил началом для бесчисленных последующих шуток, анекдотов, рыбацких и охотничьих рассказов, пересыпаемых, как водится, серьезными разговорами, в которых и был главный кайф подобных сборищ.