– Начало непонятное: о ком речь?
– А что, разве обязательно с фамилии или с названия завода начинать? Там ниже, на первой же странице, видно и кто автор, и где он. Впрочем, если есть желание, можно сочинить и нечто вроде предисловия.
Оставляет без ответа мою реплику, но тут же добавляет:
– Вот сокращение (это он про «КБ»), кто его поймет?
– Как кто? – отвечаю. – Да, это же известнейшая аббревиатура, к тому же и речь по тексту идет о конструкторской службе, а не о конфетной фабрике.
Опять пропускает мимо ушей.
– А это зачем? Какое-то перечисление каких-то подразделений, – никто читать не будет. Мне не нравится, лично я эти строчки, не читая, пропустил бы.
– Подождите, разве не интересно знать, что представлял из себя Уралмаш, какими он тогда многообразными вопросами занимался? Ведь это было полвека назад.
Он все еще на первой странице, но снова замечание, и в прежнем духе.
– Нет человека, его души, самобытности… Одна работа. Мне (опять!) не нравится. Ведь журнал рассчитан на широкого читателя. Раньше вот так писали, а потом… выбрасывали на помойку.
– Что значит человек, его душа? Разве дела не меньше значат для понимания человека? Меня, к слову, наоборот, интересуют как раз дела человека, а не душевные переживания героя и всякие его дума-ния. Только дела и позволяют нам составить верное мнение. Хотя… тут у моего приятеля есть кое-что и на тему о душе. А как понять Ваше: «мне не нравится»? Вкусы разные. Разве региональный журнал должен быть только под одни Ваши или мои личные вкусы? Выбрасывали на помойку? Это, возможно, сейчас? Так потому у вас и батареи (тут я коснулся одной из них, для верности, своей рукой) все еще холодные. В свое время, а я подписывался на этот журнал постоянно, весь
его тираж прочитывался, а не выбрасывался. Как прочитывался? Да, согласно вкусам: одни в нем читали публицистику, другие – романы, третьи – детектив. Так что широкая публика – понятие растяжимое.
Тут до В. В. что-то из моих слов дошло.
– Так, как же нам дальше рассматривать эту рукопись?
– По-моему, как очерк о жизни и работе конструктора.
– Но, если я сейчас так напишу и понесу показать Главному, то я уверен, он скажет: «нам это не надо».
– Возможно, так и скажет, он ведь придерживается Ваших взглядов. Но ничего страшного. Нет, так нет.
Мой собеседник задумался над таким «простым» разрешением проблемы. Помолчал некоторое время и заговорил совсем в ином аспекте.
– А не отдать ли это хозяйство в другой журнал? Я знаю такой: мне недавно звонили и спрашивали: «Нет ли у нас в портфеле чего-нибудь на подобную тему?».
– Зачем? Вы же знаете, насколько случайно эта рукопись оказалась в Вашей редакции. Ну, а раз оказалась, то я и обратился к Вам. Другой журнал меня не интересует.
Он совсем поразился моим столь «лояльным» отношением к судьбе рукописи. Хотел было предложить еще что-то, но в это время к столу подошел и уселся на рядом стоящий диванчик еще один редакторский сподвижник и, также не представившись и не поздоровавшись (видимо, у них так принято), с некоторой долей апломба и весьма ущербного мышления сразу же вступил в разговор:
– Вам что, нужно обязательно напечатать? – И не дождавшись ответа, продолжил: – Вот вы тут проговорите два часа и только того и добьетесь, что надоедите друг другу.
– Почему? Мне беседа с Вами очень интересна, – парировал я, основательно настроившись на менторски спокойный тон абсолютно независимого от них и их решений. После чего он поспешно удалился, промычав что-то неопределенное. Извиняться за него пришлось моему основному собеседнику.
– Вы знаете, у нас сплошные просители, Только вы уйдете – появится кто-нибудь еще. Несут и несут, и все надо прочитать. А что несут, смотрите. – И показал мне чей-то труд с массой перечеркнутых не только абзацев, а и целых страниц, и снова нарвался на мою реплику:
– Ну, зачем же так? Разве можно печатать с такими огромными правками? Тут ведь ничего не будет от автора. Ни содержания, ни человеческой души. А что много ходят, так на то и редакция. Надо уметь радоваться новым людям, новым встречам, уметь и обоснованно отказывать.
Теперь он уже совсем не мог вынести такой «приговор»: я его добил.
– Давайте попробуем отдать рукопись на прочтение нашему Андрею Ильенкову, он как раз отвечает за подобную тематику.
Я не стал отчитывать его за очередное редакторское упущение. Пожелал приятных встреч с новыми людьми и вышел.
Будем ждать заключения Ильенкова.
16.11
Удивительнейшие у нас с Марком совпадения судеб!
Наши родители почти одновременно приехали в Свердловск (мои – из Сибири, его – из Ленинграда), поступили работать на строящийся завод Электроаппарат и поселились на Эльмаше в одном и том же каркасном трехэтажном недостроенном до конца доме. Оба кончили наш Политехнический институт. Одинаково, еще будучи студентами, попали через Химича на Уралмашзавод и там делали свои дипломные проекты. В расчетах ножниц (такая мелочь, тем не менее, характерная с точки зрения одинаковости наших натур) применили один и тот же аналитический метод определения их энергосиловых параметров, так называемый метод виртуальных перемещений, и оба получили за проявленную нами самостоятельность одну и ту же примерно похвалу со стороны Е. В. Пальмова. Оба прошли через хорошую конструкторскую школу и, не побоюсь этого сказать и про себя, оба досконально знали свое дело, знали до мельчайших его подробностей. Оба стали главными исполнителями большого количества проектов: он – в области трубопрокатных станов, я – в области сортопрокатных станов. Он теснейшим образом был связан всю свою конструкторскую жизнь с Первоуральским трубным заводом; для меня таковым, по характеру всей моей работы, стал Нижнетагильский меткомбинат. Оба стали лауреатами Государственной премии. Оба оказались в одном Совете главных конструкторов по борьбе с Госстандартом и его бюрократическими извращениями.