Хотя, с другой стороны, этот храм – творение ума и рук народных, и в этом плане, плане творческом, вызывает гордость и радует взгляд мой и мою душу.
23.05
В начале мая решил на неделю съездить в С.-Петербург для того, в основном, чтобы побывать на могиле Калинина и встретиться с Хмелевской и Блехманом.
С Александром Калининым я познакомился в годы войны после эвакуации их семьи из Ленинграда. В 43-м мы вместе с ним, я после 8-го класса, а он 9-го, были посланы на так называемые военно-учебные сборы под Березовск. Он попал в лагерь вместе со школьной командой, а мне, по какой-то личной причине, пришлось добираться туда самостоятельно. Предварительно побывав в школе и узнав там, как и куда надо ехать, я вооружился любезно выданными мне нашим воен руком деревянной винтовкой и противогазом и на следующий день отбыл к месту назначения на собственном велосипеде. По дороге он у меня сломался, и потому дотащился я до лагеря уже к вечеру. Тощий, изголодавшийся пацан с винтовкой на плече, противогазом на поясе, рамой велосипеда с задним колесом – в одной руке и вилкой с передним колесом – в другой. Картина достойная того, чтобы развеселить и местное военное начальство, и моих школьных друзей-приятелей. Больше всех я покорил своей дремучей «сознательностью» Сашу, отличавшегося, как потом я установил, столь же наивно-скрупулезной честностью, исполнительностью и другими подобными свойствами человеческой натуры. А потому не менее оказался очарован и я сам. Из всех тогда запомнил только Калинина, будто остальных там никого и не было. Так состоялась наша дружба, которая была прервана на некоторое время его выездом во Львов, а затем закреплена уже окончательно на всю последующую жизнь годами совместной учебы в нашем Политехническом институте, куда мы поступили одновременно в 1945 году. Один год Калинин потерял, подвизаясь на сцене Львовского оперного театра.
Интереснейший мужик – мой Калинин. Что-то было в нем от лермонтовского Печорина. Он восхищал меня своей честностью и порядочностью, начитанностью, грамотностью и тут же вызывал почти такое же неудовольствие высокомерием, снобизмом. Душевную внимательность и заботливость сочетал с полным игнорированием чужих слабостей. Сгусток противоположных, исключающих друг друга характеристик в одном человеке. Но лучше я расскажу о нем на примерах нашего с ним общения.
Я уже упоминал о становлении наших отношений в лагере военных сборов и своей им очарованности на протяжении всех 15 дней тогдашнего там пребывания. Однако столь длительное и непрерывное им восхищение оказалось возможным только в силу большой нашей занятости мероприятиями лагерной жизни, когда не оставалось времени для личных дел и душевных переживаний. В рамках же безупречного выполнения первых мы оба были достойны друг друга. И как только вернулись домой, моментально разбежались и не встречались неделями. А потом Калинин исчез вовсе, даже не попрощавшись.
Прошло два года. Я окончил вечернюю школу и успел одновременно поработать на заводе. В один из последних дней моего там пребывания иду со смены домой. Навстречу Калинин. Радостная встреча, будто с ним не расставались. Опять полнейшее единомыслие, до взаимной влюбленности удовлетворенность друг другом, включая обоих желание поступать в один и тот же институт.
Пять лет учебы. Мы с Калининым неразлучные друзья. Институтские разные мероприятия, общие собрания, вечера, посещения театров, филармонии, библиотек, товарищеские встречи, знакомство, в основном через Калинина, с театральным миром. И все, за редчайшим исключением, в режиме: сутки вместе – десять врозь. На первом семестре вообще вроде никакого с ним общения, исключая трамвайные встречи.
Под Новый 1946 год плюсовая температура, площадь у института залита водой, а перед ней Калинин… в валенках. Усаживаю его на свою спину, подхватываю за ноги и перетаскиваю через лужу. В фойе объявление о новогоднем вечере. Кто-то сообщает, что билеты на него достать практически невозможно. Идем в деканат нашего факультета, там секретарша. Калинин, обращаясь к ней, начинает в своем, хорошо мне знакомом, амплуа. Прямо, из-за своей особой стеснительности, он просить не умеет и потому произносит длинную тираду, не просьбу, а нечто в виде монолога от третьего лица. Какой это (указывая на меня) образцовый молодой человек и как он неожиданно встретил своего друга, с которым они не виделись целую вечность, и как он его только что перетаскивал на себе через институтскую лужу, и еще что-то в таком же духе, пока не уловил на лице секретарши проступающий интерес к нам и не перешел к главному: как они, увидев объявление о предстоящем новогоднем вечере, воспылали желанием непременно на него попасть… А ведь попали: добили мы ее, выпросила она тогда у декана и вручила нам два билета.