легковых машин. Невольно, под впечатлением, вероятно, его вчерашних «геройских» свершений, подумал: «А не прибыл ли это в них мой Коваленко?». Точно. Поднявшись утром, он поехал в горком комсомола, затем в обком комсомола и обком партии, а оттуда, уже кучей на трех машинах, прямо к директору завода. В два часа дня они не только сумели решить все вопросы по разработке и авральному изготовлению новых ковшей, но успели еще и пообедать в директорской столовой. Этого мало. Той же партийно-комсомольской командой Борис был доставлен еще в радиокомитет для записи его выступления, которое удосужился прослушать я во время Борисова рассказа о его дневных похождениях.
Через несколько лет, когда Калинин уже закончил работу в Куйбышеве и переехал в Ленинград, случайно мне попал в руки журнал с очерком об известном экскаваторщике страны, из которого я узнал, что Борис Коваленко… погиб в авиационной катастрофе, возвращаясь со строительства Асуанской электростанции. Добрая память этому чудному инициативному и настырному мужику.
Прошло еще сколько-то лет. И вот во время одной из моих командировок, году, наверное, в 60-м (боже, уже прошлого века), я не успел закончить работу в пятницу и вынужден был задержаться в Москве на воскресные дни. Вечером, делать нечего, набираю ленинградский номер Калинина и, будто мы не расставались на целый десяток лет и вчера только с ним виделись, говорю:
– Калинин, здравствуй! А не хотел ли бы ты со мной встретиться? – Хотел бы.
– Тогда я сейчас вылетаю, встречай.
Спускаюсь из гостиницы (тогда авиакассы размещались в самом центре и прямо от них отправлялись автобусы в аэропорт), беру билет, сажусь в автобус, через час в самолет, еще через час вхожу в зал Пулковского аэропорта и обнимаюсь с Калининым. Первый его вопрос:
– Куда ты пропал, целый час тебя везде ищу?
– Интересно, – отвечаю, – должен бы удивиться, как скоро? Ведь я звонил-то тебе из Москвы.
– А я сюда летел… думал, ты здесь меня ждешь. – Узнаю Калинина, он не изменился.
С того года у нас устанавливаются более или менее регулярные, но столь же экспромтные, без предварительной договоренности, встречи. Несколько раз я заезжал к нему, сначала в дом его первой жены, потом второй, но чаще он, будучи связан по работе с нашими горняками, бывал у нас. Сообщал о своем прибытии либо с аэропорта, если прилетал ночью, либо забегал ко мне или звонил, уже будучи на работе. Моя Галина, по природе хозяйка сверхгостепри-
имная, принимала Калинина всегда с огромнейшим удовольствием. Вообще – как старого любимого ею друга дома, а в частности – как заботливого гостя, почти каждый раз привозившего ей полпуда (отсутствующего у нас в свободной продаже) мяса. С него, жареного, мы и начинали обычно нашу очередную встречу.
Последний раз Саша приехал к нам в 91 году. Мы просидели и проговорили с ним до утра. Он был в отличной форме. Где-то по ходу я задал ему вопрос о жене и дочке (от первой у него был сын). Он посмотрел на нас, улыбнулся и выдал, что у него уже новая семья и еще один сын. Калинину было 65 лет. А на следующий год неожиданный звонок из Ленинграда и сообщение о смерти. По каким-то, уже забытым, обстоятельствам я не смог тогда полететь на похороны. Долго переживал и наконец решился хотя бы побывать на его могиле.
В Питере по плану первая встреча со Светланой Хмелевской, с которой в годы войны мы учились в одной школе. И это ей Калинин, при моем «соучастии», в теплые летние вечера под балконом пел любовные серенады. Я за ней ухаживал, помню, даже ревновал к своему однокласснику Глазкову Юре, а после ее переезда в 46 году в Ленинград некоторое время переписывался. Переписка наша, по причине дальнего расстояния и молодых лет, быстро закончилась, однако Светлану я не забывал и позднее несколько раз делал попытки с ней связаться, но неудачно.
Очередная наша встреча состоялась только лет через 25.
Цетущая женщина, хирург, кандидат медицинских наук, жила с матерью чуть не в самом центре города. На своем старом «москви-чонке» как-то возила нас с матерью на загородную дачу, вполне приличную. Поразившую тогда меня тем, что на ее достаточно большой, соток в двадцать, территории обработанной земли было не более десятка метров, остальное лес. Короче, Светлана предстала тогда предо мной в образе дамы, преуспевающей во всех отношениях, красиво и в свое удовольствие живущей. К тому же наделенной острым умом, нетривиальным мышлением и, удивившей меня, способностью к отгадыванию мыслей и даже, больше, их упреждения.
Встречаемся с ней, предлагаю куда-нибудь пойти, в театр или филармонию. Она мне: – Идем… я заказала на сегодня билеты в оперу: у меня там есть хорошая знакомая.