А потому – один из рассказов Сомова в собственной его записи, максимально приближенной к устной речи.
«Надо было сдать мне кандидатский минимум по философии… Такая наука, что ужас! Как это сделать, когда не посещал даже обязательные политзанятия?
Группа соискателей была скомплектована из ведущих инженеров типа руководителей конструкторских групп и бюро и так называемых командиров производства – начальников цехов и т. д.
Для подготовки их к экзамену на завод приезжал преподаватель университета – философ. Выхода нет, – чтобы «натаскаться» придется ходить, записывать лекции и выбирать какие-то точки, вокруг которых можно будет что-то учинить боле или менее связанное. Первая попытка посещения лекции окончилась кривой линией на тетради: уснул через 15 минут. Но запомнил один эпизод. Преподаватель сослался на какой-то авторитет, вроде, на Плеханова, с не очень лестной для последнего характеристикой. Один из соискателей (а это был я, чем удивил Сомова и позволил сохранить в памяти тот случай) заявил, что насколько он знает Плеханова, тот такой глупости сказать не мог. Растерявшийся педагог спросил: «А вы читали Плеханова?». На что получил в ответ: «Кон
ечно, нет». Дошло или нет до бедного педагога, что взрослые производственники далеко не студенты, но то, что он был повергнут в шок – факт. Больше он у нас не появился, пришлось нас учить дальше другому, более осторожному.
Покончив с лекциями, стал я раскидывать мозгами, как сдать этот дурацкий предмет. С иностранным я разделался вполне честно, т. к. за время полугодичной командировки в ГДР приемщиком оборудования получил минимум нужных по нему знаний, даже лишку. Спецпредмет одолел в ресторане «Большой Урал». С необходимым объемом выпивки, достаточным для советского ученого, справился блестяще. Правда, судьи-то, кто были? – Те, что приезжали и будут приезжать к нам за отзывами на собственные диссертации.
Однако, что же делать с философией? И тут меня осенило!
Нам все время твердили, что, не зная марксистско-ленинской философии, нельзя создавать лучшие в мире машины. Но ведь всеми признано, что мы их создаем, а, следовательно, и владеем названной философией. Надо лишь дождаться экзамена и блеснуть знаниями.
Наступил памятный день. Перед отъездом в университет шеф спросил:
– Ты хоть что-нибудь из философии знаешь?
– Знаю. Маркс взял у Гегеля зерно, а шелуху отбросил.
– Ну, тогда все, – сдашь.
Процесс сдачи. Экзаменатор продиктовал по паре вопросов, и деликатно удалился на полчаса. Мы зашелестели книгами, конспектами и мозгами. Из светлых мыслей пришла на ум одна – я должен сдавать первым, и убить тем самым сразу двух зайцев. Во-первых, не оказаться на фоне тех, которые что-то вызубрили, а во-вторых, во всю использовать должностное положение ведущего конструктора завода, которому, чтоб не нарваться, уж никак нельзя поставить двойку. Иначе скандал, почти политический.
Вопросы мне попались – прелесть: один про оценку философии Гегеля марксистами, т. е. про то, что я знал, а другой о колхозах. Придумывать особенно было нечего: я был вооружен одним кратким словарем Афанасьева, из которого сумел списать лишь несколько афоризмов о истине и сознании. Но они были демагогически так запутаны, что при попытке отвечать у меня все оказалось невпопад. Но преподаватель вопрос знал, и отвечал правильно, так что мне оставалось только ему поддакивать. Сижу, значит, я напротив экзаменатора и не могу не видеть, насколько ему со мной тяжело. А потому решаю отвлечь, и рассказать, как я, будучи в Калининграде на парусных соревнованиях, посетил могилу Канта и как заботливо она охраняется законом. Сей, вовремя вставленной репликой, я его добил, и получил по данному вопросу четверку.
В ответе о колхозах я запутался так же, но спокойствие меня и тут не покинуло. Не я один запутался, вся партия запуталась и развалила все сельское хозяйство. Поморщившись и поставив три, преподаватель заявил, что вынужден задать дополнительный вопрос (несчастный, он не подумал, что может всыпаться, ведь вся аудитория следила за «битвой гигантов»). Вопрос касался стран новой демократии. Увы, я о таких не слышал, и переспросил: «Не страны ли это народной демократии, т. е. наши сателлиты: Болгария, Венгрия и другие». Он ответил: «Нет, – Египет». А я успел добавить: «Индонезия», и попал. Надо было видеть это освобождение от возложенного на него непомерного груза ответственности. Пытка кончилась. И он с облегчением вывел общую прочную тройку.