И друзей и. недругов СССР поражали темпы развития. Ключевой, лозунг Сталина «Темпы решают всё» неукоснительно претворялся в жизнь. До начала второй мировой войны каждая «сталинская пятилетка» была мощным броском в направлении научного и технического прогресса. А ведь у Сталина не было такого чудесного подспорья, как нефть и газ.
Почему же менее 40 лет спустя после смерти «великого кормчего» наступила, говоря словами Путина, «крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века» – крах советской экономики, развал СССР, утрата мировых позиций, обнищание населения, идеологический коллапс?
Социологические опросы показывают, что у населения до сих пор нет уверенности, что страна на правильном пути. Кризис лишь усиливает эти сомнения. Люди прикидывают, сопоставляют: со: времени начала рыночных реформ прошло 18 лет (больше трех «сталинских пятилеток»). Результаты не впечатляют. Как только упали цены на нефть, новый российский капитализм стал давать сбои,
Увлечение Сталиным – это не просто ностальгия по временам «простых решений», по годам молодости по энтузиазму тех лет. Это, прежде всего, недовольство медлительностыо реформ, неэффективностью власти, ее неспособностью оперативно искоренять искривления и ошибки бурных 90-хгодов – коррупцию, преступность, социальное расслоение. На фоне результатов сталинских пятилеток нынешняя политика выглядит бледно».
Разве это не откровенный панегирик Сталину, его системе и трезвому взгляду на историю? Но, что далее?
А то, что вместо, казалось бы, ожидаемого призыва к разумному перенесению созидательной составляющей тогдашнего процесса на современные рельсы Костиков (как, впрочем, и многие другие защитники «демократии»), испугавшись бросился в критику сталинских репрессий, политических процессов и прочего негатива тех времен, за которым забыл вовсе о всем прочем, достойном внимания. А ведь сегодня можно считать фактом, что сталинская эпоха перевернула весь остальной мир и превратила справедливо раскритикованную Марксом систему нещадной эксплуатации людей в капитализм со столь милым нам «человеческим лицом»,
«Значит ли это – вопрошает тут алогично Костиков – что, голосуя как бы «понарошку» за Сталина, население действительно хочет возвращения сталинизма? Думаю; что нет. Достаточно по иному ставить вопросы, и все очарование его политики исчезнет.
Хотим ли мы всесилия «чекистов? Хотим ли тайных арестов по ночам? Хотим ли политических процессов над «врагами народа»? Хотим ли, чтобы в страну вернулась атмосфера доносительства, чтобы жены доносили на мужей, а дети – на родителей? Словом, хотим ли мы, чтобы ценой нового прорыва было полное уничтожение демократии?». Но, почему это у Костикова столь глупо?
Он что, народ, зададим себе другой вопрос, – дурной? Разве он не хочет костиковского первого, и не знает, что оно возможно без второго? И не понимает, что неплохо было бы взять на вооружение и кое-что из «негодного» последнего, придав ему несколько иную, более законную форму? Разве не прав был Герцен (см. мои Записи за 2005 год), утверждавший, что «новый порядок должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной», что, «нанося удар по старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но и оставить все не мешающее», исходя из того непреложного, что «в былом и отходящем всегда было много прекрасного, и оно не должно погибнуть вместе со старым кораблем?».
Вот почему, перефразируя Костикова, «неутихающая дискуссия о тов. Сталине говорит о том, что соблазны сталинизма все еще искушают и народ, и власть», но совсем не означает, что «в условиях кризиса эти обольщения могут привести к опасным конкретным заимствованиям из сталинской практики». Надо элементарно, по Герцену, взять из нее все полезное созидательное, и отбросить негодное!
Что взять? Да, вот почитайте хотя бы В. С. Поликарпова, его книгу «Сталин – Властелин истории» (Издательский дом «Владис», Ростов-на-Дону, 2007 год). В ней весь сталинский позитив перечислен (в отличие от моего, почти тезисного, приведенного на страницах данных «Записей») самым подробнейшим образом, и весьма, причем, доказательно.
Правда, Костиков вслед своему добавляет, что «в споре о Сталине нельзя забывать, что «парад побед» оказался краткосрочным, и динамика «большого скачка» затухла, как только исчез двигатель сталинского прогресса – насилие и страх». Но тут очередная его несуразность, ибо на самом деле «большой скачок, затух» совсем по другой причине, а именно потому, что после Сталина к власти пришли люди бездарные, неспособные к созиданию и строительству разумного общества. Хотя и здесь не обошлось без двойственности всего в мире.