Твоей заботы о моем здоровье через избавление «от предрассудка, что алкоголь полезен в малых дозах, он вреден в любых дозах!», тем более что с последним, как с любой другой однобокостью в суждениях, я не согласен и по существу.
Отсутствия реакции на мое «P. S.» о досадной для меня твоей небрежности в писаниях.
А вот в части фразы «цвет нации (например, 300 тыс. православных священнослужителей) был расстрелян по приказу отребья» – у нас с тобой будут принципиальные разногласия, поскольку я устремленный антицерковник, но это особый разговор. Прочитай о церкви в моих книжках, и возрази. Обещаю, что твое слово в споре не будет последним. Для начала могу возразить, что насилие «отребья» над священнослужителями происходило от его ненависти к попам и вершилось оно отнюдь не только по указаниям власти, а и по собственному разумению низов. Нельзя говорить о следствиях, не задумываясь над их причинами. Стандартная ошибка чуть не всех гуманитариев и разных политологов. Они, особо в части разного рода зверств большевиков, все события «обкатывают», на уровне следствий вне исходных причин. Похоже, ту же ошибку допускаешь и ты. А может, ты изрек то просто ради свойственного тебе краснобайства? – Тогда извини.
Перечитай, пожалуйста, мое предыдущее письмо еще раз, и, с учетом данного письма, ответь на них по существу. С чем согласен, с чем – нет, что хотел бы уточнить, чему возразить, какую проблему поднять вновь? По существу, а не для упомянутого сотрясения воздуха. С праздником Весны тебя и с пожеланиями тебе и твоему семейству здоровья и всех благ».
10.05
Сегодня позвонил племянник Светланы Сергей и сообщил, что Светлана умерла пятого февраля. Позвонил поздно потому, что не было моего телефона, который будто нашел только сейчас, перебирая ее бумаги.
Все это время (после моих последних ей письма и октябрьского звонка с известием от ее внучки, что она лежит и не может подойти к телефону) я боялся позвонить, из-за нежелания разговаривать с ее домочадцами, и пребывал фактически в ожидании этого печального известия. Страшный конец, Трудно вообразить, как она прожила эти свои три месяца в той обстановке и том окружении, о которых я упоминал, описывая петербургскую поездку в 2003 году.
Боже, как все «просто». Столько чудных воспоминаний, и …– ничего.
26.05
«Матус, дорогой! Отвечаю на твоё от 17.04 с необычным для меня опозданием и даже с дополнительным перерывом: дату и твое имя написал 05.05, а сел за письмо только сейчас по причине:
Во-первых, окончания третьего этапа ремонта квартиры, которая, наконец, приобрела (с учетом наших с Галей запросов) более или менее приличный вид.
Во-вторых, навалившейся, по просьбе Сонина, случайной работы по редактированию его опуса о конструкторах Уралмаша, на которую убил почти две недели, вместо мною запланированных трех – четырех дней.
Ну, а теперь по твоему письму в обычном порядке, который, судя по нему, ты взял тоже на свое вооружение.
О компьютеризации – принято к сведению, все ясно, вопрос можно считать закрытым.
О ведении дневника. Дневников я никогда не вел в силу не приспособленной к ним своей натуры. Имел привычку ранее, во времена работы, записывать в нечто, вроде амбарной книги, блокнота или простой бумажки, отдельные мысли. (См. предисловие к моим «Заметкам конструктора»). После выхода на пенсию то же самое фактически стал делать в виде дневниковых записей, отличающихся от прежней «системы» лишь тем, что мысли стали туда заноситься мною под соответствующими датами. Но, в принципе, также хаотично, как и раньше, т. е. по мере их появления. Так что это не дневник, где обычно люди занимаются боле или менее системным и столь же регулярным описанием событий текущих дней. Я по жизни анархист, испытывающий отвращение к порядку и любой системности. Правда, всегда сочетавшейся у меня с почти безупречной системностью и плановостью в производственной работе, да еще сопряженной со сверх продолжительной цикличностью, когда отдельные ее этапы тянулись годами, а то и десятилетиями. Хотя, может, как раз именно из-за этой последней, в рамках как бы некоторой компенсации, и проистекало первое. Отсюда упомянутые тобой научные отчеты никак нельзя отнести к категории дневника. Отчет обладает собственной самоценностью вне даты, которая тут имеет значение разве лишь в части его приоритетности. Хотя я допускаю, конечно, что и в дневнике, в моем его понимании, не исключена возможность регистрации отдельных мыслей, вроде твоих «наблюдений и размышлений» об израильской действительности, а в моих записях – чисто событийной информации.