И все-таки немножко обидно. То ли за то, что мы не были такими, то ли за то, что они такими стали.
— Вы к нам временно? — все так же серьезно осведомился мальчик.
— Да. Моя подруга заболела, я ее буду подменять. Но на следующий год попробую приехать снова.
Макар кивнул:
— Приезжайте, у нас тут хорошо. Я на следующий год тоже приеду. Мне уже будет пятнадцать лет.
То ли мне показалось, то ли в глазах у этого чертенка и впрямь мелькнул огонек.
— А после пятнадцати?
Он покачал головой. С явным сожалением сказал:
— Только до шестнадцати можно. Впрочем, я собираюсь в шестнадцать уезжать на учебу в Кембридж.
Я чуть не поперхнулась.
— Это достаточно дорого, Макар.
— Знаю. Все запланировано пять лет назад, не беспокойтесь.
Наверняка, сын какого-нибудь нувориша. У них и впрямь все запланировано.
— Основательный подход. Там и останешься?
— Нет, зачем? Получу достойное образование, и вернусь в Россию.
Очень серьезный ребенок. Что ни говори, а среди людей порой попадаются забавные экземпляры. Жалко, что не могу сейчас протестировать его на способности Иного… такие ребята нам нужны.
Вслед за своим провожатым я свернула с вымощенной квадратными каменными плитками дорожки на узкую тропинку.
— Здесь короче, — объяснил мальчик. — Не беспокойтесь, я тут все знаю…
Я молча шла за ним — было темновато, приходилось полагаться лишь на человеческие способности, но его белая рубашка служила надежным ориентиром.
— Вон, огонек видите? — спросил Макар, оборачиваясь. — Прямо на него идите, а я побежал…
Похоже, мальчик просто-напросто решил надо мной подшутить… до огонька было метров триста по густо заросшему парку. Будет ему повод похвастаться перед друзьями: завел новенькую воспитательницу в кусты, и там бросил…
Но едва Макар сделал шаг в сторону, как зацепился за что-то ногой и с удивленным возгласом упал. Я даже злорадствовать не стала — так это было смешно.
— Ну вот, а говорил «все знаю», — не удержалась я.
Он даже не ответил — сопел, растирая разбитую коленку. Я присела рядом, заглянула в глаза:
— А ведь ты надо мной хотел подшутить. Верно?
Парнишка взглянул на меня — и быстро отвел глаза. Пробормотал:
— Извините…
— Над всеми так шутите? — спросила я.
— Нет…
— Чем же я удостоилась такой чести?
Он ответил не сразу.
— У вас вид был… очень самоуверенный.
— Еще бы, — легко согласилась я. — Добиралась с приключениями. Чуть не убили по дороге, честное слово! Но выкарабкалась. С каким же еще видом мне ходить?
— Извините…
С него окончательно слезла и вся серьезность, и вся самоуверенность. Присев рядом я попросила:
— Покажи коленку.
Он убрал руки.
Сила. Я знала, что она есть. Я почти чувствовала ее, бьющую из мальчишки силу: рожденную болью, обидой, стыдом, острую и чистую… Я почти могла ее взять — как любая темная Иная, чья сила — чужая слабость.
Почти могла.
Все-таки это было еще не то, что надо. Макар сидел, стиснув зубы, и не издавая ни звука. Держался — и держал силу в себе. Это — слишком много для меня сейчас…
Я достала из сумочки тонкий фонарик-ручку, посветила.
— Ерунда. Хочешь, пластырем залеплю?
— Да не надо, само пройдет…
— Как знаешь, — я поднялась, посветила вокруг. Да, трудновато будет найти дорогу к теплеющему вдали окошку… — Ну так что, Макар? Убегаешь? Или проводишь меня все-таки?
Он молча встал и пошел вперед, я двинулась за ним. Уже у самого здания, оказавшегося совсем не маленьким — двухэтажный каменный особнячок с колоннами, Макар спросил:
— Расскажите дежурному?
— Про что? — я засмеялась. — Вроде как ничего не было, мы мирно прогулялись по аллее…
Он посопел секунду, потом сказал еще раз, причем куда с большей искренностью:
— Извините. Я глупую шутку придумал.
— Лечи коленку, — посоветовала я. — Промыть не забудь, и йодом смажь.
ГЛАВА 4
За стенкой шумела вода — дежурный по лагерю, извинившись, вышел умыться. Разбудила я человека, мирно дремавшего под сипение дрянного китайского магнитофона. Не понимаю только, как спать под Высоцкого? Впрочем, на этой мыльнице только бардов и можно слушать.