- Что такое, спрашиваю?— шипел Закридзе, и совершенно растерянный Сутоцкий не знал, что ответить,— Кто ему пишет? Почему?
- Подожди, —отмахнулся Николай.
- Чего ждать? — Закридзе обернулся к Шарафутдинову:— Матюхин был в плену? Был. Все знают. Мне говорили! Зюзин пропал? Пропал! Все знают! Почему им пишут фрицы?! Почему?!
- Не ори! — остановил его Гафур, хотя Закридзе не орал, а шипел. — Думать надо.
- Что думать? Ишак долго стоит и все думает! Что придумает — орать дурным голосом? Да? Вредительство! Надо назад идти. Предупреждать!
- Подожди, — тихо сказал Николай Сутоцкий, рассматривая бумажку. — Подожди.
- Зачем ждать?
Губы Шарафутдинова расплывались в улыбке-оскале, ровные зубы блестели остро и хищно. Он взял у Сутоцкого бумажку, придвинулся к двери, к свету, стал рассматривать. Маленькая смуглая рука его вздрагивала.
Закридзе следил за ним, а Сутоцкий, навалившись на плечи сержанта, рассматривал бумажку.
И вдруг линейки, значки стали оживать, накладываясь на нечто очень знакомое. Знакомое и опасное. Николай не успел сообразить, что это, потому что рассудительный и спокойный Шарафутдинов прошептал:
- Ребята, это немецкая оборона!
Действительно, перед ними была схема немецкой обороны. Той самой, которую они так тщательно изучали перед поиском. Она была иного масштаба, с неизвестными разведчикам подробностями и, главное, захватывала гораздо больший участок, чем они изучали,
- Почему здесь?
Шарафутдинов пожал плечами.
Понимая, что самое страшное подозрение миновало дорогих ему людей, Николай Сутоцкий сказал первое, что пришло на ум:
- Кто-то оставил... Предупредил наших.
Но прямолинейная душа Закридзе была слишком глубоко ранена, чтобы он сразу отказался от своего предположения.
- Он дурак, да? В щелку запихал, да? Кто увидит? Над самым полом? А? Скажи?
Сутоцкий промолчал, а Шарафутдинов прищурился, перестал скалиться и внимательно посмотрел на трещину в притолоке.
- Это-то понятно... Некому было передать, вот и засунули туда, где умный может увидеть.
- Какой умный? Что, умный, как ишак, на четвереньках поползет, да?
Сутоцкий переглянулся с Шарафутдиновым, но промолчал. Закридзе шипел, задавая все новые отрывистые вопросы.
- Помолчи! — разозлился Гафур.— Дай подумать.
Они молчали. Закридзе возмущенно сопел. Наконец, он не выдержал:
- Откуда ему знать Матюхина и Зюзина? Почему Матухин?
- У немцев нет буквы «ю»,— устало ответил Шарафутдинов.
- Откуда знал его? Скажи.
- Не знаю.
- Не знаешь? Да? Не знаешь?!
- Чего ты взъелся? — вдруг рассердился Сутоцкий.— Не лейтенант немцу писал, а немец лейтенанту.
- Ну и что? Все равно!
- Ты как увидел записку?
- Как увидел? Лежал, думал и увидел.
- Все! Значит, умный человек писал ту записку и прятал. Потому что, если бы тот, кто в землянку зашел в рост, он ту записку не увидел бы, а кто в нее вползал, тот мог наткнуться. — Сутоцкий подумал, осмотрелся и добавил: — Особенно если бы стал выглядывать из землянки — она как раз на линии глаз. А кто будет ползти или выглядывать? Ясно — разведчики.
Закридзе еще раз осмотрел притолоку, буркнул:
- На деревню дедушке кто пишет?
А если не было связи у человека? Задание выполнил, а передать сведения некому. Все же хоть что-то, а придумал. И еще... Заметили, что записка написана под копирку?
- Ну и что?
А то, что кто-то из наших друзей оставил ее, эту записку, здесь. А другие пытался... или пытается передать иным способом. Понял?
- Нет! Не говори так! Провокация это!
Потому что бунтующий, ослепленный Закридзе явно лез на рожон, потому что он подозревал в самом страшном близких людей, Сутоцкий зло одернул его:
- Заткнись! Думать нужно.
- Предупреждать нужно!
Шарафутдинов втиснулся между ними, выпростал автомат, приказал:
- Тихо! Старший — я. Я и решу. — Он помолчал, ожидая, пока улягутся страсти, распорядился:— Ложись отдыхай!
Сутоцкий постепенно успокаивался и мучительно гадал, как могли немцы узнать фамилии его командиров. Зюзина — понятно. Ну попал в плен, ну выжали из него... А Матюхин? Два раза ходил он с Андреем в тыл врага, два раза они оба проверялись на крепость, и на любом суде он скажет: Матюхин ни разу не отлучался от него, ни разу не встречался с немцами.
Но память подсказала: встречался!
Сутоцкий сразу вспотел, расстегнул ворот гимнастерки под стеганкой и масккостюмом, вытер пот с шеи и со лба и устало произнес: