- Вызовите старшего лейтенанта ко мне.
Сладков обстоятельно рассказал о том, как попала к нему эта записка со схемой, дал прочесть копию политдонесения.
- Где лейтенант?
- Спит
- Вы, кажется, тоже были на передовой и не спали так же, как и он?
- Так точно.
- Но вы не спите, а он — спит.
- Сладков не ответил. Каширин долго молчал и наконец спросил:
- Вы совершенно уверены в Матюхине?
- Совершенного нет ничего. Но близкое к совершенству бывает. Так вот он на этой ступени — я уверен.
- Вы давно его знаете?
- Ровно столько, сколько служу в этой части.
- Вам не кажется, что этого недостаточно для досконального знания человека?
- Нет. Не кажется. Хотя бы потому, что такие люди, как Матюхин, проверялись вами. И наверняка не один раз. А то, что я знаю о нем, полностью совпадает с результатами вашей проверки.
Каширин вгляделся в Сладкова. Старший лейтенант дерзил — мягко, умно, но дерзил. И вообще, держится он очень независимо, взгляд не прячет и, видимо, не испытывает никаких неудобств от этого нелегкого разговора. Каширину он понравился.
- И все-таки, — уже мягче, задумчивее спросил Каширин, — на чем основывается ваша уверенность в Матюхине?
- На самой схеме.
- Подробнее можно?
- Я уже сообщил. Схема показывает объекты, которые не могли быть известны нашей разведке и, возможно, даже вражеским солдатам. И она точна. Как я уже доложил вам, разведчики в этом убедились.
Каширин согласно наклонил голову.
- Вам не кажется странным, что Матюхин порвал расписку-обязательство этого австрийца?
- Нет. Не кажется. На его месте я бы сделал то же самое.
- Почему?
- Да просто не поверил бы, что австриец воспримет это свое обязательство серьезно. Ведь Матюхин предупредил его, что он в будущем должен будет оказывать помощь нашей армии только в случае, если к нему обратятся. Матюхину важно было оттянуть время. А к австрийцу никто и не собирался обращаться.
- А он, значит, стал действовать самостоятельно?
- Выходит.
- Хорошо. А почему Матюхин не доложил об этой встрече?
- А почему о записке ничего не доложил старшина Сутоцкий?
- Он же ранен!
- Матюхин, как вы помните, тоже был ранен.
Каширин усмехнулся:
- Крепко вы держите оборону. Крепко... Мне это нравится. Тогда вот что... Как вы думаете, лейтенант Матюхин мог бы разыскать эту неизвестную группу наших помощников?
Теперь Сладков с интересом посмотрел на Каширина, стараясь понять, к чему гнет этот жесткий, словно обугленный темноволосый подполковник.
- Вероятно, это будет очень трудно. Но... не невозможно.
- Почему вы так думаете?
- У Матюхина редкая способность ориентироваться в обстановке и ставить обстоятельства себе на службу. Я говорил с Сутоцким, потом с Шарафутдиновым и Грудининым о его поведении в тылу врага. Мягкий, даже либеральный, но очень гибко и разумно приспосабливается к обстоятельствам. Да и последний поиск тому свидетельство. Согласитесь: захватить «языка» в таких обстоятельствах, в таком месте — на взлобке! — без потерь можно только в том случае, если имелся тщательно разработанный план. А ведь его разрабатывал Матюхин.
- Все это я учитываю. Значит, вы ручаетесь за лейтенанта?
- Да.
- Хорошо. Вызовите его ко мне. У меня все.
Матюхина разбудил дежурный по роте. Он вскочил и сразу же понял, куда и зачем его вызывают. Заправляя шинель, он на минуту задумался и невольно, словно прощаясь, осмотрел спящих. Его поразило лицо Шарафутдинова — бледное, страдальческое. Щеки вздрагивали — значит, не спит, только притворяется.
«С чего бы это? — подумал Андрей, но сейчас же вспомнил, как Гафура рвало, и покачал головой: — Плохо... Такое проходит не скоро».
Каширина на месте не оказалось. Он разговаривал с начальством с дивизионного узла связи, и Андрей долго ждал его, пока наконец не задремал.
Вернувшись, Каширин посмотрел в его спокойное, несколько осупувшееся лицо, отметил серебрящиеся на висках прядки седины — Андрей еще не подозревал об их появлении — и одобрительно хмыкнул; нервы у парня все-таки крепкие, умудрился уснуть. И еще Каширин подумал, что совесть у него, видно, чистая. Он разбудил Матюхина, и они долго беседовали с глазу на глаз. О чем — ни Андрей, ни Каширин никогда никому не рассказывали.
25
Матюхин вернулся под утро. У печки, обхватив колени руками и положив на них стриженую черноволосую голову, дремал Закридзе. На нарах, склонившись к огню, читал Сладков. У стены в тени сидел Шарафутдинов. Остальные разведчики спали — они ведь ничего не знали.