С наступлением темноты, когда все средства были уже испробованы, гвардейцы и стрелки стали переправляться на правый берег вброд и вплавь.
Во время форсирования Саксагани проявили героизм саперы стрелковой дивизии: рядовые Кузиков и Кутин и ефрейтор Портнов. Действуя под вражеским огнем, по пояс в ледяной воде, они отыскали ночью брод, переправили артиллерию и затем с помощью гражданского населения начали строить мост. Освобожденные жители Екатериновки разыскивали и подтаскивали бревна, подвозили на санках другой стройматериал, несли гвозди и проволоку для крепления. Каждый из них, рискуя жизнью, готов был сделать все, чтобы помочь своим освободителям. К утру мост был готов.
Бой продолжался всю ночь. Только к утру 23 февраля враг был изгнан окончательно из криворожских рудников западного берега.
За отличные боевые действия войскам 3-го Украинского фронта, штурмом овладевшим городом Кривой Рог и освободившим район криворожских рудников, Верховное Главнокомандование объявило благодарность. Столица Родины Москва салютовала доблестным воинам двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.
Через несколько дней 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии Микеладзе было присвоено почетное наименование "Криворожской", а 188-я стрелковая Ннжнеднепровская дивизия Даниленко была награждена орденом Красного Знамени.
Откатываясь под ударами наших войск, немецко-фашистские оккупанты затопили вес шахты, взорвали компрессорные вентиляционные установки, надшахтные здания, рудосортировочные фабрики, электростанции, разрушили все культурно-бытовые здания и 1730 жилых домов. Общий ущерб, нанесенный гитлеровцами предприятиям и учреждениям Криворожского железорудного бассейна, превысил один миллиард рублей.
Но сразу же после освобождения в городе забурлила напряженная трудовая жизнь. Еще гремела канонада на Ингульце, а в Кривом Роге уже развертывали свою работу партийные и советские учреждения. Советские люди приступили к восстановлению разрушенных шахт и городского коммунального хозяйства.
От Ингульца до Днестра
Во второй половине дня 23 февраля 1944 года соединения корпуса выдвинулись на левый берег Ингульца, имея правый фланг у Лозоватки, а левый к западу от центра Кривого Рога. Правее, к Лозоватке, вышла 92-я гвардейская дивизия Петрушина.
В первом эшелоне корпуса находились три гвардейские дивизии: справа Микеладзе, в центре - Чиркова, слева - Чурмаева. Стрелковая дивизия Даниленко, понесшая в боях за Криворожье наибольшие потери, была оставлена во втором эшелоне, в районе рудника имени Карла Либкнехта.
Наш подход к реке противник встретил организованным огнем. Передний край заранее подготовленного гитлеровцами рубежа проходил по правому берегу.
Перед фронтом корпуса находились известные уже нам части 62-й пехотной и 23-й танковой дивизий.
В ночь на 25 февраля наши дивизии предприняли попытку захватить плацдармы. Лучше всего это удалось Микеладзе. Выделенные для первого броска подразделения скрытно преодолели на плотиках реку и внезапно атаковали. Часть берега между Лозоваткой и поселком Ингулецким они очистили без особого труда. А к утру на правый берег переправился весь 24-й воздушнодесантный полк. Плацдарм был расширен до одного километра по фронту и на 200 - 300 метров в глубину.
У Чиркова за противоположный берег зацепилась одна рота. Она захватила северную часть Ипгулсцкого и закрепилась там.
Все попытки Чурмаева преодолеть реку противник отразил огнем.
Днем 25 февраля меня вызвали на НП командарма - на высоту с тремя курганами юго-западнее Веселого Кута. Я в то время болел ангиной, говорил только шепотом, поэтому меня всюду сопровождал Москвин.
В палатке, задернутой маскировочной сеткой, кроме Шарохина, неожиданно для себя увидел командующего войсками фронта Малиновского. Представился ему.
- Здравствуйте! Присаживайтесь! Давно хотел познакомиться! приподнявшись и подавая мне руку, сказал Малиновский. - Не скрою, доволен действиями вашего корпуса.
- Благодарю, товарищ командующий. Очень рад! Постараюсь и впредь оправдать ваше доверие, - прохрипел я в ответ и показал на больное горло.
- Понимаю, понимаю, - кивнул головой Малиновский и пригласил меня присесть. - Ну что ж, докладывайте! Как дела у вас?
Приветливая встреча взволновала меня. Хотелось доложить многое, не только о сегодняшней обстановке на Ингульце, но и о прошлых боях, о героизме людей, о нуждах поредевших частей и дивизий и о многом другом. Но я не мог говорить.
- Кузнецов не сможет доложить, товарищ командующий, -сказал Шарохин. Позвольте заслушать его начальника оперативного отдела. Вы готовы? обратился он к Москвину.
- Точно так. Готов!
- Хорошо! - согласился генерал армии. Развернув на столике свою рабочую карту, Москвин стал докладывать о результатах ночного боя за плацдарм, а я следил за ним и иногда шепотом делал поправки.
- Дела у вас идут неплохо, - одобрительно заметил командующий фронтом, выслушав наш доклад, - Главное теперь - расширить плацдарм и прочно закрепить его. Долго мы сидеть на месте не собираемся, подготовимся и возобновим наступление. - А вам, - кивнул он мне, - пожелаю скорейшего выздоровления. Условимся так: вы форсируете Ингулец, прорвете оборону и разовьете успех на запад, а я со своей стороны, если к тому времени ваша болезнь не пройдет, обещаю положить вас недели на две в свой подручный госпиталь. Есть там у меня на примете один врач, он излечивает от всех болезней.
- У него болезнь не такая уж сложная. Справится, пожалуй, и медсестра, которая, конечно, помоложе и поинтереснее, -поддержал шутку Шарохин.
Командарм поставил передо мной задачу - захватить Родионовку, расположенную в четырех километрах западнее Ингульца.
- Это и плацдарм расширит и противника скует, - подтвердил и командующий фронтом.
Наступление я должен был провести 27 февраля. На подготовку оставался один день и две ночи.
Ночь я провел на своем НП, на одиноком кургане восточное Ингулецкого. С кургана хорошо просматривались все населенные пункты вдоль берега, в том числе и Родионовка. Зато и курган тоже был виден отовсюду. И днем и ночью он курился, словно действующий вулкан: днем из него тянулась к небу струйка белесоватого дыма, а ночью сыпались искры.
Гитлеровцы догадывались о наличии здесь важного наблюдательного пункта и били по кургану не переставая. Сначала они накрывали курган батарейными очередями, а затем перешли на огонь отдельными орудиями. Все поле вокруг было изрыто воронками.
...Время за полночь. Затишье. Тускло догорает на столике одинокая свеча. Ее слабый свет падает на развернутую карту, на два телефонных аппарата, армейской и корпусной связи.
Из старших офицеров со мной на НП - Муфель и Москвин. Корпусной инженер Ильченко помогает Микеладзе переправлять у Марьяновки на паромах истребительно-противотанковый артполк, который по моему приказанию перебрасывается на правый берег Ингульца для усиления воздушнодссантиого полка и закрепления плацдарма.
С утра намечено провести рекогносцировку.
Накрывшись полушубком, я дремлю на единственной в блиндаже койке. Температура к ночи повысилась. Знобит. Мысль то и дело возвращается к сегодняшнему посещению командующего и задаче по расширению плацдарма. Мне хотя и неизвестны намерения высшего командования, но я понимаю, что на нашем фронте наступила оперативная пауза. И враг и мы измотаны. Люди нуждаются в передышке; необходимо пополнить материальные средства.
Но и временного, вынужденного бездействия терпеть никак нельзя, нужно с каждым днем, с каждым часом улучшать свое положение.
До меня доносится чей-то глуховатый голос:
- Генерал отдыхает?
- А что такое?
Несчастье у нас на правом фланге.
При слове "несчастье" дремота быстро улетучивается. Я поднимаюсь.