- Товарищ генерал! Разрешите доложить? - спрашивает Муфель и после моего утвердительного кивка говорит: - Звонил из Марьяновки Ильченко, от Лозоватки, вдоль того берега, атаковал противник, захватил три батареи иптаповского полка, все, что мы смогли туда переправить.
- Как так? - раскрыв глаза, шепотом спрашиваю я склонившегося ко мне полковника.
- Захватили все двенадцать орудий.
- Да как же так? - Я никак не могу осмыслить случившееся. -Ведь там поблизости берег занимает наш сосед - гвардейская дивизия Петрушина.
Муфель пожимает плечами.
- И сам не знаю, как это могло произойти, - отвечает он.
- Уточните еще раз, - говорю я Муфелю. - Позвоните к Микеладзе. Утром поедем в Марьяновку и разберемся на месте. Доложите о случившемся в армию.
- Слушаюсь!
Утром часов около восьми, оставив на НП Москвина, я вместе с Муфелем и адъютантом выехал в Марьяновку. Мы проехали вдоль лесной посадки, а потом, оставив машину, стали пробираться пешком. До Ингульца оставалось меньше километра. Сама река пряталась в глубоком русле, но весь противоположный берег с примыкающими к нему населенными пунктами был виден как на ладони.
Изогнутая линия нашего переднего края тянулась то вдоль левого берега, то пересекала реку и огибала небольшие плацдармы на противоположном берегу.
Не успели мы пройти и сотни метров, как сзади нас показались два "виллиса".
Остановив машины рядом с нашей, к нам направились Шарохин и Хитровский (командующий артиллерией армии), а вместе с ними два адъютанта и два автоматчика.
- Что вы делали ночью? Спали? - шумел командарм, приближаясь к нам. В таком возбужденном состоянии я видел его впервые. - Противник из-под носа пушки ворует, а они спят! Где ваша артиллерия? - напустился он на Муфеля.
Неожиданно в воздухе прошуршала минометная очередь, а затем между нами и машинами с треском крякнули разрывы. Осколки с ревом и свистом пронеслись над головами. Гитлеровцы наблюдали за нами. Еще бы! На виду три легковые машины и группа беспечных начальников - соблазнительные мишени!
Припав к земле, мы поползли в придорожную канаву.
- Смотри за командармом, отвечаешь головой, - шепнул я подбежавшему ко мне Пестрецову. На четвереньках и короткими перебежками выходили мы из зоны обстрела на южную окраину Марьяновки. Собравшись вместе, мы посмотрели друг на друга и, убедившись, что все целы и невредимы, рассмеялись.
Командарма как будто бы подменили, он опять стал самим собой.
- Куда же ты завел? Где противник? - спросил он меня.
- Я не заводил, вы сами приехали, - прохрипел я. - А противник, вот он, на противоположном берегу.
- Рядом?
Шарохин огляделся и затем уже по-дружески отругал меня.
- Куда же тебя черт носит? Ты же командир корпуса, а не командир роты!
- А вы у Веселые Терны посадили меня еще ближе, на самый передний край, - напомнил я ему.
- Тогда нужно было!
- Сегодня тоже нужно. А как вы-то заехали?
- Мы случайно. Спросили у Москвина, он и показал. "Поехали, говорит, вдоль посадки". Ну и мы следом.
На курган к нам из Марьяновки пробрались Ильченко и командир пострадавшего иптаповского полка. Они и помогли нам разобраться в происшедшем. Оказалось, что ночью гитлеровцы, произведя перегруппировку, сосредоточили на юго-западной окраине Лозоватки до полка пехоты, несколько минометных рот и батарей. Лозоватка - огромный населенный пункт, насчитывающий почти две тысячи домов. Она раскинулась на обоих берегах Ингульца и растянулась на десять километров. Заметить перегруппировку в таком большом пункте, к тому же ночью, ни нам, ни нашему правому соседу не удалось.
Открыв огонь по переправе у Марьяновки, противник потихоньку спустился к берегу и, пробравшись к нашим батареям в тыл, внезапно атаковал. О результатах ночной атаки мы уже знали. Распространиться гитлеровцам южнее не дал находившийся на плацдарме гвардейский полк.
Командир артполка просил командующего простить ему оплошность и заверял, что материальную часть он ночью заберет обратно. Я поддержал его.
Все орудия стояли на своем месте, мы и сами хорошо их видели. Мы даже наблюдали, как к орудиям пытались пробраться гитлеровцы и как наша пехота и минометчики своим огнем старались не допустить их туда.
- Молодцы! - похвалил командарм гвардейцев. - Надо до ночи весь участок держать под огнем, а ночью атаковать и восстановить положение.
- Ночью вы должны овладеть Родионовкой и расширить плацдарм,- сказал мне Шарохин, - а вам, - повернулся он к командиру иптаповского полка, приказываю вызволить свои пушки и поставить в строй, иначе пеняйте на себя. Ясно?
Генералы, а за ними адъютанты и автоматчики, пригибаясь стали пробираться к машинам, а я с Муфелем и Ильченко приступил к планированию ночного боя.
Предстояло проехать еще к Микеладзе и Чиркову, увязать их действия, а затем сообщить о своем решении начальнику штаба.
Во второй половине ночи 27 февраля мы атаковали. Гвардейская воздушнодесантная дивизия смяла вражеские подразделения и, продвинувшись вперед, заняла двумя полками Родионовку, а одним повернулась фронтом на север и прикрыла свой обнаженный фланг.
Иптаповский полк с помощью гвардейцев отбил свои орудия. Гитлеровцы не смогли даже вынуть замков, и пушки находились в полной исправности. Командир полка сразу же пустил их в дело.
Дивизия Чиркова, расширяя свой плацдарм, полностью очистила от противника поселок Ингулецкий и Ленинцы. Продвинув свой правый фланг на тысячу метров, она стала закрепляться. Поставленная корпусу задача была выполнена.
Однако через сутки положение опять изменилось. Собрав все, что имелось под рукой из 62-й пехотной и 23-й танковой дивизий, и подтянув из тыла корпусной резерв - 257-ю пехотную дивизию, гитлеровцы с рассветом 28 февраля контратаковали. Их концентрический удар пехотой и танками был направлен против нашего, далеко выдвинувшегося на запад родионовского выступа.
Бой затянулся на весь день. Снова, как и на днепровском плацдарме, воздушнодесантная дивизия оказалась в чрезвычайно тяжелом положении.
Гудела артиллерийская канонада, несколько раз появлялись в небе и бомбили Родноновку вражеские самолеты, широкой лавой развертывались и атаковывали танки, а опорный пункт продолжал огрызаться огнем и контратаками. До темноты удерживали гвардейцы Родионовку и только ночью, получив приказ, прорвали кольцо окружения и пробились на плацдарм к своим частям.
Бой 28 февраля за Родионовку ослабил и нас и противника. Плацдарм на Ингульце шириной в 4 километра и глубиной в один километр мы все-таки сохранили. К тому же активными действиями мы приковали внимание врага и отвлекли его от других направлений, где наши соседи готовили главный удар.
После боя за Родионовку на целых пять дней наступило затишье.
Понесшую большие потери воздушнодесантную дивизию я оттянул на восточный берег для доукомплектования и короткого отдыха, а на ее место на правый фланг корпуса выдвинул стрелковую дивизию Даниленко, сумевшую к этому времени привести себя в порядок.
6 марта, после небольшой оперативной паузы, войска фронта возобновили наступление. Главный удар был нанесен из района южнее Кривого Рога в общем направлении на Казанка, Новый Буг.
Форсировав Ингулец и прорвав сильную оборону гитлеровцев по его правому берегу, фронтовое командование ввело в прорыв конно-механизированные соединения с задачей рассечь вражеский фронт, выйти на Южный Буг и отрезать противнику пути отхода на запад.
За четыре дня наступательных боев войска фронта на направлении главного удара продвинулись вперед на 30 - 60 километров и расширили прорыв по фронту до 170 километров.
Наступление севернее Кривого Рога, где действовала армия генерала Шарохина, в первые три дня развертывалось медленнее и с гораздо меньшим успехом. Здесь у нас не было ни решающего превосходства в силах и средствах, ни механизированных соединений для развития успеха.