Женщина у стены медленно поднималась, хотя, будь она смертной, полученный удар точно переломал бы ей половину костей. Он и так отнял порядочно сил; она припала на одно колено, только в глазах, устремленных на соперника, горела прежняя ярость.
— Ты не можешь здесь оставаться, — сказал он, чуть поуспокоившись, но по-прежнему страшно разгневанный. — Ты слишком неосторожна. Ты поставила под удар жизнь этой смертной и тем нарушила главнейшее правило!
Женщина издевательски выпятила губу:
— Твое правило…
— Правило, согласованное всеми нами, решившими жить здесь! Никто из нас не желает еще одного Отлучения. Тебя уже предупреждали…
Он вскинул руку — а в следующий миг улица в полном смысле слова кишела богорожденными. Куда бы я ни обращала взгляд, они были повсюду. Большинство похожи на людей, но иные либо сбросили личины, либо не побеспокоились ими обзавестись. Мне на глаза попадалась то чья-то кожа, выглядевшая как металл, то волосы как шерстяная кудель, то ноги с нечеловеческим устройством суставов, то пальцы как гибкие щупальца… Их было не меньше двух, а то и трех дюжин. Они стояли на мостовой, сидели на обочине. Один даже порхал над головами на прозрачных стрекозиных крыльях.
Женщина с фарфоровым лицом наконец поднялась, хотя и держалась на ногах неуверенно. Она обвела глазами божественное собрание, и, судя по выражению лица, ей стало очень не по себе. Однако она угрюмо и гордо выпрямилась, расправляя плечи.
— Так вот как ты дерешься на поединках, — сказала она мужчине.
— Поединок окончен, — ответил тот.
Отошел назад, оказавшись вплотную ко мне, — и, к моему немалому удивлению, наклонился, чтобы помочь встать. Я недоуменно сморгнула, потом нахмурилась: он воздвигся прямо передо мной, заслонив женщину. Я попробовала высунуться из-за его плеча. Мгновением раньше эта тетка чуть не убила меня; должна же я была знать, что там у нее на уме? Однако выглянуть не получалось: мужчина смещался вместе со мной.
— Нет, — сказал он в конце концов. — Незачем тебе это видеть.
— Что?.. — удивилась я. — Но…
Оттуда, куда он не давал мне смотреть, раздался звук, подобный удару огромного колокола, и следом прокатилась воздушная волна. И тотчас же все боги, только что заполнявшие улицу, одновременно исчезли. Когда я наконец смогла высунуться из-за своего защитника, улица перед нами была пуста.
— Ты ее убил, — прошептала я потрясенно.
— Что ты! Мы всего лишь открыли дверь — отослали ее назад в наш мир. Именно от этого зрелища я тебя ограждал.
К моему удивлению, мужчина улыбнулся, и улыбка сделала его невероятно похожим на человека. Я завороженно смотрела на него, а он продолжал:
— Мы стараемся друг дружку не убивать. Это, знаешь ли, расстраивает наших родителей.
Не успев спохватиться, я рассмеялась. Тут до меня дошло, что я вместе с божеством смеюсь его шутке, и я умолкла. Отчаявшись понять, как себя вести, я просто любовалась его удивительно теплой улыбкой.
— Все правильно, Эо?
Не отводя от меня глаз, он возвысил голос, обращаясь к кому-то еще, и я запоздало вспомнила про зеленую женщину. Я нашла ее взглядом, и тут мне было суждено новое потрясение. Зеленокожая — Эо, ведь так ее звали? — улыбалась мне со всей лаской молодой матери, взявшей на руки новорожденное дитя. И еще она сменила цвет кожи: место зеленого занял розовый, неяркий и нежный. Даже волосы стали розовыми.
Пока я таращилась на нее, она кивнула мне, кивнула мужчине, повернулась и пошла прочь.
Некоторое время я провожала ее взглядом, потом замотала головой.
— Полагаю, я тебе жизнью обязана… — сказала я, оборачиваясь к мужчине.
— Поскольку ты оказалась в опасности отчасти из-за меня, будем считать, что никто никому не обязан, — ответил он.
В воздухе послышался негромкий звон, словно ветерок тронул колокольчики, вот только ветра на улице не было. Я в недоумении огляделась, ища источник странного звука, а он продолжал:
— Впрочем, если ты хочешь отпраздновать свое спасение и что-нибудь выпить, я тебя угощу.
Эти слова вызвали у меня новый приступ смеха: я сообразила, к чему он клонил.
— Ты пытаешься клеить всех смертных девушек, которых едва не доводишь до гибели?
— Не всех, — сказал он. — Только тех, которые не удирают с визгом.
И он окончательно потряс меня, коснувшись моего лица прямо под глазом. Я чуточку напряглась, как всегда, когда кто-нибудь обращал внимание на мои глаза. Вот сейчас раздастся неизбежное: если бы не…
Но в его взгляде не было даже тени отвращения, а прикосновение ощущалось без преувеличения как волшебное.
— И еще тех, — добавил он, — у кого глаза красивые.
Остальное ты преспокойно додумаешь сам, так ведь? Его улыбка, мощь его присутствия, его спокойное приятие моей необычности — и то обстоятельство, что сам он был еще необычней меня. Могла ли я перед ним устоять?.. Через два дня после нашей первой встречи я поцеловала его. Этот безобразник воспользовался случаем и наполнил мой рот своим божественным вкусом, думая немедленно затащить меня в постель. В тот раз у него не получилось, потому что я была не чужда некоторых принципов, но спустя несколько дней я привела Сумасброда к себе домой. И там, представ ему обнаженной, я поняла, что впервые встретила кого-то, кто видел меня всю целиком, а не частями. Сумасброд находил мои глаза бесподобными, после чего вдруг принимался цветисто превозносить мои локти. Ему нравилось во мне решительно все.
Мне не хватает его. Боги, как же мне не хватает его!
На другой день я проспала допоздна, а проснувшись наконец, едва смогла пошевелиться. Спина превратилась в сплошной сгусток боли, а, поскольку я не привыкла спать на животе, от непривычного положения еще и затекла шея. Добавь к этому опухшие, воспаленные глаза и мстительно вернувшуюся головную боль — и ты поймешь, почему я не сразу распознала присутствие постороннего в доме.
Спотыкаясь, я по стеночке пробралась на кухню, привлеченная звуками и запахами стряпни, и невнятно пробормотала:
— Доброе утро…
— Доброе, — отозвался жизнерадостный женский голос, и я от неожиданности едва не упала.
Схватившись для равновесия за кухонный столик, я резко развернулась, цепляя подставку с поварскими ножами… Чьи-то руки перехватили меня, и я заорала, отчаянно отбиваясь… Пока не узнала эти руки: теплые, большие, очень знакомые.
Солнышко! Благодарение всем богам, это был он. Я оставила поиски оружия, только сердце колотилось как сумасшедшее. Солнышко… и женщина. Кто такая?
Я мысленно воспроизвела ее ответ на мое приветствие, и все стало ясно. Этот скрежещущий, ржаво-приторный голос… Лил! У меня дома! Завтрак мне готовит! После того, как сожрала нескольких Блюстителей Порядка, угробленных Солнышком!..
— Во имя Вихря, что ты тут делаешь? — спросила я требовательно. — И, проклятье, да покажись уже наконец! Не смей прятаться от меня! Ты в моем доме!
Она весело ответила:
— А мне показалось, я тебе не понравилась.
— Правильно показалось. Но я хочу знать, что ты, по крайней мере, не облизываешься, поглядывая на меня!
— Ты этого не поймешь, даже если сможешь видеть меня, — ответила Лил.
Но все-таки проявилась в окружавшей меня черноте, приняв свою обманчиво-нормальную личину. Кто ее разберет, подумалось мне, может, для нее обычной является как раз та, другая внешность — с чудовищной пастью, — и она пытается быть со мной вежливой? В любом случае я была благодарна.
— Насчет того, что я здесь делаю, — продолжала она, — я доставила его домой.
И она кивнула туда, где рядом со мной слышалось дыхание Солнышка.
— Вот как. — Я начала понемногу успокаиваться. — Ну… Тогда спасибо. Однако… э-э-э… леди Лил…
— Просто Лил, — просияла она, отворачиваясь к печке. — Ветчина!
— Что?..
— Ветчина, — повторила она и посмотрела мимо меня, на Солнышко. — Я бы ветчинки съела!
— В доме нет ветчины, — сказал он.