Сзади засигналили более нервно. Нет, это был уже не сигнал, а грозное рычание.
Водитель машинально свернул в сторону, и в следующее мгновение газик обогнало огромное тело черного автомобиля.
Шофер поставил зеркальце в прежнее положение и хрипло выдохнул:
— Ух ты, натворил бы я дел! Ведь это машина Драгана Лазарова.
— Драгана Лазарова? — удивился Евгений. — Что он здесь потерял?
— Он родом из наших мест.
— Это кое-что проясняет, — отозвалась с заднего сиденья Эмилия.
Ее спросили, что она имеет в виду, но Эмилия не ответила.
Пейзаж сменялся пейзажем, и Евгений забыл об игре рук за его спиной. Вначале он решил, что, возможно, ничего и не было, а потом и вовсе запамятовал.
Темнело.
При повороте налево лопнула шина. Газик осел на переднее колесо и довольно долго так ковылял, пока совсем не остановился у кювета.
Все вышли, и Евгений увидел на краю котлована напоминающие динозавров силуэты экскаватора и двух-трех самосвалов.
— Инструмента у меня нет никакого! — пожаловался водитель.
— Кто-нибудь из коллег одолжит тебе, — Евгений показал в сторону машин.
— Там никто не работает, ваша стена заморозила объект, будь она неладна!
Эмилия сказала, что ей холодно.
— Не загорать же нам всем здесь, — предложил паренек. — Деревня в двух шагах — вон там, где огоньки. Идите туда, я как-нибудь сам управлюсь.
— А багаж?
— Багаж я подвезу.
— Может, нам с собой взять самое необходимое? — спросил Чавдар.
— Я всегда беру в дорогу лишь самое необходимое, — парировал Евгений.
Водитель обиделся:
— Меня ночью за вами в Софию погнали. Не до инструмента было.
— Вот и вы начинаете… Не мне вас контролировать!
— Еще чего!.. Вот ключи от дома, где будете жить. Как доберетесь до центра, увидите корчму, а там спросите.
Они зашагали вдоль шоссе. Деревня оказалась совсем не в двух шагах, к тому же снова заморосил дождь. Разговаривать не хотелось, они шли, уткнувшись носами в воротники, и романтичная корчма манила их издалека своим теплом.
На подходе к деревне мимо них на бешеной скорости промчался мотоцикл, обдав брызгами грязи и выхлопными газами. Этот запах вселил в них уверенность в существование цивилизации, и они заторопились. Добрались до площади. Мужское чутье Чавдара вывело их к корчме. Они прижались восторженными лицами к оконному стеклу и увидели накрытый для банкета стол. Но ни одной живой души не было.
Они нажали на ручку, дверь открылась, за ней виднелись теплые чистые сени.
Откуда-то выскочила буфетчица. Посмотрела на них, мокрых и грязных, чем-то они напоминали долгожданных представителей высшей инстанции, но показались чересчур помятыми и неуверенными, и она сказала:
— Сегодня вечером здесь банкет.
— Мы только хотели спросить… — робко начал Евгений, но Чавдар оттеснил его и строго обратился к буфетчице:
— На сколько человек рассчитан банкет и какова вместимость вашего заведения?
— У нас банкет, — повторила женщина, — банкет, и все тут!
Голос ее звучал испуганно, но твердо.
— Вот ключи от дома председателя, — Чавдар вынул связку, — мы там заночуем, но нужно, чтобы кто-нибудь показал нам дорогу.
— Вы! Так это вы, значит!
Женщина покинула прилавок-баррикаду и, сразу растаяв, подобрев, бросилась навстречу троице, потрогала ладонями щеки Эмилии и запричитала:
— Как же ты озябла, миленькая! И зачем только посылают детей на такие государственные дела?
Мужчин же она назвала «апостолы вы мои», и не успели они опомниться, как уже восседали подле высокой печи и потягивали подогретую ракию.
Ракия булькала в потрескавшемся зеленом чайнике на плите, и буфетчица тоже булькала — тихо, приятно: конечно, их ждали, конечно, они не сумеют их тут ублажить, но специально для них она готовит сейчас жаркое с острой приправой, потому что банкет затеян в их честь, и печь специально для них растопили, обычно же пользуются вон той маленькой железной печуркой.
Потом вспомнила, что в председательском доме, наверно, холодно, ведь там никто не живет с тех пор, как председателя переманили в другое место, поставила перед ними миску с соленьями, набросила на плечи лиловое пальто, взяла ключи и пошла протопить комнаты.
Они остались одни, потому что до начала банкета был еще целый час. Не приглашенные на него небось ворчали у себя дома, осуждая городскую манеру делить людей на избранных и неизбранных, а избранные ворчали на своих жен по поводу не пришитых к рубашкам пуговиц.