— Тогда я дам тебе свою книгу. Я написал воспоминания об отряде. Тебе будет интересно.
— Читал я ее, товарищ генерал, и даже два раза, от корки до корки.
Что-то в его тоне насторожило генерала.
— Не понравилось?
Может, не стоило так прямо спрашивать, но никак не мог он привыкнуть к штатским вежливостям.
— Почему ж? Коли два раза прочел — понравилось, выходит, — ответил гость, и опять что-то не то послышалось в его словах.
— Ну давай, говори!
— В твоей книге имеется ошибка, товарищ генерал.
— Ошибка? Быть того не может!
— Имеется-имеется, — неохотно пробормотал Шарков, — где сказано про окружение под Сырницей. Я вас вывел тогда из окружения, а у тебя написано, что Стойчо Ковашки.
Генерал изумленно посмотрел на гостя. Видно, тот не в своем уме! Он помнит каждый миг этой тяжелой операции. И теперь еще, как живое, видит он лицо Стойчо.
— Никакой ошибки нет! — холодно сказал генерал. — Нас вывел из окружения Стойчо Ковашки.
— Да хоть бы и так, — уныло откликнулся Шарков, — теперь-то не все ли равно? Разве свои головы мы тогда спасали?
Он улыбнулся и встал. Какая добрая и какая чистая была у него улыбка! Генералу показалось, что такой улыбки он уже много лет не видел.
— Куда ты? — нервно спросил генерал. — Рассказывай, как было!
— Точно, как ты описал. Только там был не Стойчо, а я. Однако ж какой смысл препираться, товарищ генерал? Не веришь — спроси Стойчо. Он жив-здоров и все еще верховодит над селом, хотя уже не староста и не партийный секретарь.
Гость посмотрел на часы и двинулся к дверям. Генерал шел за ним, насупленный, рассерженный, и Ковашки стоял перед его глазами в дурацкой детской шапчонке.
— Хорошо, пусть это был ты. А не помнишь ли, какая на тебе была тогда шапка?
— Помню, — тихо сказал гость. — Красная такая, вязаная.
Генерал остановился, пораженный.
— Погоди-погоди, — прошептал он.
Шапка действительно была красная, вязаная. Откуда Шарков мог это знать, если, конечно, он не… Но такое казалось невероятным.
Вдруг лицо Шаркова просветлело.
— А-а-а, понял! — воскликнул он и легонько ударил себя по лбу. — И тебя эта шапка обманула! Я и вправду взял ее у Стойчо Ковашки, чтоб уши не замерзли. Наверно, когда я к вам шел, меня увидел кто-то, и Стойчо арестовали. А потом уж и меня. Сколько ж вынес он из-за этой дурацкой шапки! Но выдержал. И я выдержал.
Генерал глядел на него не отрываясь.
— Может, помнишь, как ты меня ругал, — оживившись, продолжал Шарков, — помнишь, ты мне сказал: «Надел бы поярче, а то всего лишь за три километра тебя видать!»
Эти свои слова генерал отлично помнил. Вскоре они опять сидели в кабинете, и генерал пил третью — внеочередную — чашку кофе. Он был почти расстроен, словно утратил частицу самого себя — маленькую, правда, но чрезвычайно важную. Шарков все подробно ему рассказал, и теперь уже сомнений не оставалось.
— Помнишь, товарищ генерал, когда я вас вывел, ведь ты не хотел отпускать меня, — тихо сказал гость. — Ты, видно, боялся, что меня на обратном пути поймают и я выдам отряд.
— Было чего бояться, — буркнул генерал, — а почему, собственно, ты так рвался обратно?
— Как почему? Ведь я ж говорил тебе, жена рожать собралась. Она могла в любую минуту родить, а в доме ни одного мужчины, кроме меня.
— А что потом было?
Лицо Шаркова совсем потемнело.
— Хуже некуда! — вздохнул он. — Тронулся я в обратный путь, потом понял, что ты был прав. А ну как поймают? Даже если они лишь о том догадаются, что меня не было в селе, что я скажу? Подумал я, подумал и пошел к братниной овчарне. Договорились мы с ним кой о чем, потом закололи барашка, и я его прямо как есть, неободранного, взвалил на плечи. Спросят, где был, — скажу, что ходил к брату за барашком.
— Умно, — одобрил генерал.
— А получилось-то не больно умно. Добрался я до дому уже затемно. Ворота отворил. Раньше, когда приходил я, собака от радости на грудь мне кидалась, а в этот раз — не видно ее. Сердце у меня так и сжалось. Иду точно приговоренный. Гляжу — в доме светится всего одно окошко, а занавеска спущена до самого низу, так что ничего не видать. Только я открыл дверь, как они накинулись на меня, будто волки.
— Кто — они?
— Жандармы, кто ж еще… Меня стерегли в засаде.
— Значит, кто-то тебя выдал?
— Да нет. Тогда б со мной покончили. Просто взяли по подозрению. Где был, спрашивали, и насчет шапки, про которую ты говорил… Я отвечал им, как вы учили: ничего не слыхал, ничего не видал, ходил к брату — и все тут. Били они, мучили меня, а я лишь это твержу.