– Привет, Ханна! – завопила одна.
– Ага, здорово, – без энтузиазма откликнулась Ханна. – Папа, это Эмилия и Джорджия.
– Привет вам, – сказал я, сразу пытаясь оценить их отношения.
Подруги? Или соперницы? Случайные знакомые? В подобные моменты отцы девочек-подростков должны учиться читать подтекст, язык тела, интонации и настроения, чтобы потом самым занятным образом унижать своих детей. Послушайте, после той толстовки игра со мной в войнушку продолжалась.
– Привет, – нервно дернув плечами, сказала Эмилия; Джорджия была поглощена телефонным разговором. – Так ты идешь сегодня на вечеринку к Нату? Там должно быть здорово.
– Вероятно, нет, – вздохнула Ханна.
– Но там будет Кэллум, – протянула Эмилия.
Ханна бросила на нее взгляд, длившийся не более миллисекунды и явно говоривший: «Какого хрена ты делаешь? Тут сидит мой папа. Заткнись, или я задушу тебя собственными руками».
– А-а, понятно, – отступив назад, сказала Эмилия.
Я подумал, следует ли мне вставить деликатное разумное замечание. Например, слегка подтолкнув Ханну локтем и похотливо подмигнув, спросить: «Ну а кто такой Кэллум?» Но я этого не сделал. Я рассудил, что смогу использовать этот великодушный поступок с выгодой для себя.
Наступила долгая неловкая пауза.
– Ладно. Как-нибудь увидимся, – произнесла Джорджия.
И девочки ушли, шаркая ногами.
– Они из школы, – пояснила Ханна. – Они мне не подруги.
– Понятно, – ответил я. – Итак, куда мы идем сегодня вечером? А может, мне побежать за девчонками и сказать им, что ты не сможешь прийти на вечеринку к Нату, потому что собираешься на собрание девушек-гидов?
– Делай что хочешь! – огрызнулась она.
Моя дочь не дрогнула.
И только за полчаса до предварительного заказа столика на ужин она уступила. Мы собирались пойти в кафе под названием «Вираго». Феминистское кафе, названное по имени знаменитого издательства соответствующей литературы. Взглянув на свою новую толстовку, я подумал: «Придется весь вечер сидеть со скрещенными на груди руками, иначе меня увезут домой на „скорой“».
Без такого заведения, как «Вираго», зажатого между цветочной лавкой и семейной аптекой на узком мощеном переулке, отходящем от центральной улицы, в нашем городке было бы не обойтись. Плиточный пол, открытые деревянные балки, стены с книжными полками, заставленными, естественно, книгами издательства. Душный теплый зал битком набит болтающими парочками, шумными компаниями, поедающими с дымящихся тарелок пасту и огромные вегетарианские пиццы. У стойки люди сидели на высоких табуретах или стояли группками, пили и смеялись. Большинство представляли неизменную общность людей примерно от тридцати до сорока с чем-то. На женщинах было платья в стиле бохо и расклешенные джинсы, мужчины, в основном в винтажных жилетах, сапогах с узкими носками и в плоских шляпах, напоминали статистов из воскресного костюмного спектакля о жизни несколько претенциозной мафиозной семьи. В некоторых я узнал театралов, но посещающих скорее приличные спектакли или джазовые концерты, а не болтливых юмористов или подражания «Бананараме». Едва мы вошли, как заметили Наташу и ее мужа Себа, которые собирались уходить, но, увидев нас, жестами пригласили к своему столику.
– Такое ощущение, что у тебя ноги обернуты фольгой, – сказала Наташа. – И почему у тебя руки сложены на груди? Что ты пытаешься спрятать? – (Я чуть отодвинул руки.) – Ну, блин! Похоже, Тринни и Сюзанна превзошли себя, создавая тебе новый имидж?
– Нет, это Ханна.
– Вы оба чокнутые, – покачав головой, заявила она.
– Задержитесь на минутку и выпейте с нами, – предложил я. – Или мы для вас слишком крутые?
– Я бы с удовольствием, дорогой, – сказала Наташа, накидывая на плечи дорогую с виду шаль. – Но сейчас звонила мама Себа. Малыш проснулся, и Эшли тоже. Совершенный хаос. Быть мамой – все равно что заниматься пиаром: куча дел и надо быть со всеми любезной.
Когда они ушли, мы втиснулись на свои места, едва переводя дух и чувствуя себя как сельди в бочке. Ханна вручила мне меню с напечатанным на машинке перечнем блюд на коричневой бумаге. Это были современные интерпретации итальянской и американской классики местного производства и без мяса. Правда, я не столько изучал меню, сколько загораживал им свою грудь, чтобы ни один человек не прочитал надпись на моей толстовке. Я по-прежнему опасался, как бы меня не линчевали бешеные битники и метросексуалы. Я поглядывал по сторонам, выискивая признаки вызываемого мною ужаса или отвращения, но потом мой взгляд случайно упал на женщину в футболке с принтом «Айрон Мэйден», прислонившуюся к задней стене. Эта обезоруживающе красивая женщина, похоже, скучала в компании мужчины старше себя, поглощенного разговором с молодой девицей. Вдруг она поймала мой взгляд, улыбнулась и указала на своих друзей, с заговорщицким видом закатив глаза. Я сразу отвел взгляд, надеясь, что Ханна не заметила, как я на кого-то пялюсь.