— Да что ты так волнуешься, будто я прокаженная! — Искренне возмущалась Эйлин. — Что ты знал?
— Что не пройдет и дня, как ты полезешь ко мне с поцелуями!
Она пожала плечами.
— А откуда я знала, что это ты? Думаешь, для меня не было шоком узнать, что парень, которого я целовала — совсем не тот, за кого себя выдавал? И вообще, — она скрестила руки на груди и добавила обиженным тоном: — ты мне своими воплями весь сон испортил!
Ниваль посмотрел на нее испепеляющим взглядом но, видимо, не найдя, что противопоставить этому железному аргументу, скрипнул зубами и нечленораздельно пробурчал что-то непечатное. Кто поймет женщину — тому прямая дорога в сумасшедший дом. Близко общаясь с Эйлин, он уже начал в этом убеждаться.
А она, в свою очередь, была, хоть и смущена, но очень зла на Ниваля. К утру камин прогорел, стало холодно. А ей было так тепло в объятиях любимого. Его сильная рука прижимала ее, а дыхание приятно щекотало шею и затылок. То есть, это все, конечно, было во сне. Она повернулась к нему, а он прижал ее еще крепче и стал гладить спину. Ее щека наткнулась на колючий подбородок, а губы сами собой потянулись к его губам. Ах, какой это был сладкий поцелуй… А потом этот блаженный заорал так, что в горах, наверное, лавина сошла. Чуть заикой ее не оставил. Было бы из-за чего. Она же не его целовала. Еще чего, размечтался.
Они долго сидели спиной друг к другу и дулись. Ниваль тоже чувствовал себя неловко. В конце концов, и ему показалось, — то есть, конечно, приснилось, — что это совсем не она согревала его своим теплом. И ничего ужасного он не ощущал, пока не осознал весь кошмар своей ошибки. Глупо-то как вышло. Не успел спастись, уже мечтает, нашел время. Наконец, он буркнул:
— Ладно, забыли. Надо дров подбросить.
Они позавтракали остатками рыбы и ягоды. Пока Эйлин зачищала барак и сторожку от всего, что могло быть им полезным, Ниваль, набрав в миску вчерашней воды из ведра, попробовал побриться самым лучшим из найденных лезвий, однако, пару раз порезавшись, чертыхнулся и бросил это бесплодное занятие. В самом деле, не проще ли воспользоваться свободой и забыть на время об этикете и привычках. Не перед этой же девчонкой прихорашиваться.
Прежде чем уйти, им следовало выяснить, куда, собственно, идти. Они решили осмотреться и заглянуть в шахту. Возможно, по месторождению можно будет определить, в каком примерно районе страны они находятся. О том, что они могли оказаться на каком-нибудь другом материке или вовсе в другом плане, они старались не думать. Это было бы слишком. Но, когда они попытались открыть дверь, та не поддалась. Оказалось, что ночью шел снег, и ее занесло. Пришлось выбираться через окна сторожки.
Когда они выползли на свет божий, Эйлин не секунду зажмурилась, а, открыв глаза, ахнула от восхищения. Все вокруг, освещаемое бледно-оранжевым светом утреннего солнца, искрилось и сверкало чистотой и белизной. Мягкий пушистый ковер накрыл землю, сглаживая все ее неровности. Деревья были словно сотканы из белого кружева, а зеленые лапы елей тяжело опустились под весом этого сверкающего великолепия. Эйлин сделала несколько шагов, проваливаясь по середину бедра, и обернулась.
— Вот это да! Ты такое видел?
— Такое — нет, — честно ответил Ниваль. — Эй, осторожно!
Она шагнул вперед, не заметив откоса, и, провалившись, с визгом покатилась вниз. Ниваль скачками побежал за ней. Она лежала на спине веселая, раскрасневшаяся, без подшлемника, рыжие волосы были облеплены снегом.
— Вставай, а то намокнешь и замерзнешь, — предупредил Ниваль.
Эйлин села и, нагнувшись, замотала головой, отряхивая руками снег. Прямо как кошка, влезшая в муку. Нивалю это показалось забавным. Его руки сами потянулись, чтобы слепить снежок.
— Ах, ты так! — Вскричала Эйлин, когда снежок достиг цели. — Ну, я до тебя доберусь!
Она нахлобучила подшлемник и полезла вверх, проваливаясь в снег. Ниваль, показав ей язык, слепил второй снежок, но, замахиваясь, оступился. Пропахав пятой точкой колею, он угодил прямиком на нее и, увлекая ее за собой, покатился дальше. Новый взрыв визга и хохота нарушил девственную тишину этого места, давно не слышавшего человеческих голосов. Увидев впереди куст, Ниваль обхватил Эйлин и завалился набок, чтобы увернуться. Они вдвоем уткнулись в сугроб. Попытались встать, но задача была не из легких. Сначала нужно было разобраться, где чьи конечности. Эйлин рассмеялась.
— Ниваль! Нива-аль. Это твоя рука? Нет, моя. А нога чья?
Начальнику Девятки вдруг стало так хорошо и легко на душе, как не было давным-давно. Черт с ним, пусть он намокнет и замерзнет. Захотелось просто полежать в сугробе, глядя на покрытые серебристой пылью кроны деревьев, разрезавшие бледно-голубое небо на причудливые лоскуты. Пусть даже и с этой несносной девчонкой, подбивающей его на какие-то несерьезные выходки. Его ресницы были залеплены снегом. Он поморгал и повернул голову. Лицо Эйлин было совсем рядом. Ресницы и брови тоже в снегу, яркий румянец на щеках, следы веснушек, которые летом щедро обсыпали ее нос и щеки. Ему захотелось ущипнуть ее за покрасневший нос. Но она оказалась не так проста, и немедленно попыталась укусить его. Отдернув руку, Ниваль погрозил ей пальцем.