Эйлин поморщилась, потирая суставы рук. Тупая боль в правом запястье никак не проходила. Как бы не вывих. Она ощупала руку. Да нет, скорее всего, рука еще не привыкла к новому мечу. Даже странно, учитывая, что он был выкован ее волей и, по сути, являлся ее частью. Он отлично слушался и поражал ее своей эффективностью. Вот именно, поражал. Все-таки, чужеродное никогда не станет твоей плотью и кровью, даже если проживешь с ним целую вечность. Эйлин вздохнула. А может, это она для него недостаточно хороша, не смогла использовать скрытую в ней магию меча, чтобы создать свой идеальный клинок. Баланс Серебряного Меча был прекрасен, но неуловимо отличался от привычных ей катаны и вакидзаси. Вот так-то собственное бренное несовершенство и законы физики смеются над твоим сознанием собственной избранности. Но это ничего, как говорится, стерпится-слюбится. Она усмехнулась и посмотрела на свои руки. И с чего ей пришло в голову осваивать мечи? Ей бы что-нибудь полегче. Но она ничего не могла с собой поделать — фехтование мечами завораживало ее. Особенно ей нравились катаны. Ее восхищали ажурное плетение цубы и вид простого, элегантного, чуть изогнутого клинка, так мастерски отполированного, что, кажется, его сталь струится, как ртуть. Первое, что она сделала, когда у нее появились деньги — купила себе такой меч. А потом еще несколько вакидзаси и пару катан. Она уверенно себя чувствовала, держа в обеих руках по великолепно заточенному и идеально сбалансированному мечу, с кажущейся легкостью и изяществом нанося удары и парируя.
Касавир вдруг нарушил затянувшееся молчание:
— Голова болит?
— Немного, — устало ответила Эйлин.
— Помочь?
Она покачала головой.
— Не надо, уже проходит. Ты, наверное, тоже устал.
— Есть немного, — он кивнул, — горло саднит. Надо будет перед сном выпить теплого молока. — Он вздохнул. — Как же не хочется думать…
— А ты и не думай, — ответила Эйлин и посмотрела на него, повернув голову.
В неровном свете факелов ей показалось, что лицо его заострилось и выглядело усталым и осунувшимся. Похудел? Не обращала внимания. Давно она не вглядывалась в это ставшее родным, знакомым до малейшей морщинки и складочки лицо. Разве что иногда, в моменты нежности, которые были так редки.
Она снова прислонилась затылком к стене и посмотрела на небо. Его темная, затягивающая глубина подмигивала ей россыпью звезд, словно говоря: «Это все суета, поверь. Забудь о том, что ты кому-то что-то должна, что в твоих руках судьбы многих людей, и, может быть, судьба человека, что сидит рядом, закрыв глаза, скрестив руки на груди, расставив и вытянув еще гудящие ноги. Забудь и забудься». Голова мало-помалу прошла и, глядя на звезды, оживившаяся Эйлин не к месту вспомнила одну вещь, которой давно хотела поделиться с Касавиром.
— Знаешь, оказывается, расположение звезд в час нашего рождения влияет на нашу судьбу. Ты об этом слышал?
— Не в курсе, — отозвался Касавир, не открывая глаз, — сама придумала?
— Мне Гробнар рассказал, — многозначительно заявила она.
Касавир понимающе кивнул и произнес, растягивая слова:
— А-а, ну если Гробнар — тогда я молчу.
— А вот и зря ты смеешься, — обиженно ответила Эйлин. — Ему рассказал один предсказатель погоды из Калимшана.
— Угу, — снова кивнул Касавир и серьезно сказал:
— А предсказателю погоды поведал странствующий шулер, а шулеру одна вдовушка рассказала по секрету, когда он… ммм…
С этими словами он склонил голову, дотронулся кончиками среднего и указательного пальцев до ее коленки и стал двигать руку вверх, перебирая пальцами и заглядывая ей в глаза. Но она убрала его руку и недовольно посмотрела на него.
— Я смотрю, ты такой шутник стал.
— Нет, я только учусь, — ответил он, скромно потупившись, снова скрестил руки и обреченно вздохнул. — Ну, так что с этим предсказателем?
Ему было все равно, о чем говорить. Он был готов даже слушать эти бардовские россказни, которые в исполнении Эйлин иногда забавляли его. Что угодно, только не думать. Слушать вполуха, кивать, отвечать. Пусть это и тщетная попытка вырваться из сжимающегося кольца мыслей, терзающих его все последние ночи. Нет, он никогда не жаловался на судьбу и достойно принимал ее вызовы. Научился доверять себе и понимать других. Обрел веру. Привык не соизмерять возможные выгоды, а иногда и собственные силы с той ответственностью, которую на себя брал. Но чудом удерживался на плаву. Наивно, глупо, непрактично? Да, наверное. Сколько еще так может продолжаться? Может, завтра все и закончится. И все было бы, как обычно, просто и ясно. Но где, когда, какая проклятая звезда предопределила, что именно на этих точеных плечиках окажется такая ответственность, о которой он сам и помыслить не мог? И что именно эта рыжая болтливая девчонка станет его якорем в этой жизни.
Эйлин перестала хмуриться и снова увлеченно заговорила:
— Оказывается, на судьбу каждого человека влияет то, как были расположены звезды, когда он родился. И его созвездие.
Касавир вздохнул, машинально приглаживая волосы на макушке.
— Тогда, должно быть, мое созвездие очень сложное и запутанное.
— Ты родился в месяц Огня, — ответила она. — Твое созвездие — Лев. Ты рожден для великих дел.
Касавир усмехнулся и сказал, зевнув:
— Это для меня не новость. Мы, похоже, все родились подо Львом.
— А еще ты умеешь вести за собой. Ты стремишься к идеалу и идешь к своей мечте, — торжественно изрекла Эйлин, надеясь, видимо, сразить его наповал таким сильным аргументом.
Касавир хмыкнул.
— Что, звезды прямо так и сказали? — Он пожал плечами. — Я 16 лет только и делал, что куда-то шел. И судя по тому, в какие дебри и тупики я попадал, мечтами там и не пахло.
Он задумался. Были ли вообще в его жизни желания, которые можно было бы отнести к категории «мечты»? Стать моряком? Построить яхту и уплыть куда подальше? Он усмехнулся. Принести хоть кому-то какую-то пользу своей жизнью или хотя бы смертью? Да, было и такое в двадцать лет. Были моменты, когда они ни о чем не думал так страстно, как о возможности съесть кусок мяса, упасть на сносную кровать в безопасном месте и проспать двое суток. Тоже на мечту не тянет. А сейчас? Какие там мечты, когда неизвестно, доживешь ли до завтрашнего вечера?
— А сейчас? — спросила Эйлин в унисон с его мыслями.
— Сейчас…
Касавир прижал ее к себе одной рукой, другой мягко взъерошил ей волосы и поцеловал в макушку, как ребенка.
— Странный у нас с тобой разговор получается.
— Почему? — поинтересовалась она.
— А ты будто не понимаешь. Рассказываешь какие-то байки Гробнара, которые он, скорее всего, сам и придумал, а я развешиваю уши. — Он покачал головой. — А ведь неизвестно, что случится завтра. Может быть, кто-то из нас станет частью истории, а может, — он отвернулся и, вздохнув, посмотрел на небо, — может, и сама история закончится вместе с нами.
Звезды, как всегда, холодно мерцавшие, словно мелкие бриллианты, рассыпанные по черному бархату, подтверждали свою полную непричастность к судьбам тех, кто смотрел на них снизу.
— А может, это застывшие слезы? — Тихо произнесла Эйлин после долгого молчания. — Слезы божеств, которые оплакивали и продолжают оплакивать наш грешный, несовершенный, но прекрасный мир.