– Ничего, это с непривычки. Скоро войдешь во вкус, – похлопал ее по плечу трансвестит. Он достал карманное зеркальце и начал краситься прямо на улице. Линии выходили неровными, и парень выругался на свою дрожащую руку. – Кстати, поздравляю, сегодня мы идем на Миру!
– Куда? – непонимающе посмотрела на него Хельга.
– Мира – великая. От ее баллад рыдают даже булыжники. Было бы обидно, если бы ты взяла билеты в музей. Пришлось бы пытаться проникнуть на концерт обманом, – Венди смотрел на нее так, словно та не знала собственного имени.
– Какая-то местная певица?
– Да, но ее знает даже последняя крыса на помойке.
– А я хуже крысы, – улыбнулась подруга.
– Ты сама это сказала, – невозмутимо повел плечами парень, позволив одной бретельке сползти.
Хельга и не заметила, как солнце приблизилось к горизонту. Весь день они провели в парке, подкармливая птиц и стараясь не замечать ошарашенных взглядов прохожих. Создавалось впечатление, что сумочка парня бездонная. Она выглядела небольшой, но в ней можно было обнаружить практически любые вещи от косметички до припрятанной бутылки вина.
Вечером, у единственного в Риверпойнте концертного зала, собирались люди – мужчины и женщины; подростки и их родители; богачи и представители среднего класса. В здание пропускали медленно, тщательно осматривая каждый билет, чтобы проверить его подлинность.
– Какая скука, – протянул Венди, понимая, что они среди последних в очереди.
– Скажи «спасибо», что в сумки не заглядывают, – шепнула ему на ухо Хельга так, чтобы больше никто не услышал. Создавалось впечатление, что охранники могли воспользоваться этим советом, но сами додуматься до подобного не смогли. А может, руководство дало им недостаточно четкие указания.
– Спасибо, – съязвил он и скорчил недовольную рожу.
Вестибюль выглядел скромно. Паркет давно истерся, как и бархатная обивка диванчиков, стоявших вдоль стен. От желтого света быстро уставали глаза, из-за чего Хельга все время щурилась. Концертный зал напоминал престарелую барышню, которая, несмотря на возраст, старалась выглядеть лучше других. Привыкшая к одежде своей молодости, она все равно казалась чужой среди людей, годящихся ей во внуки.
– Давай найдем места, все равно здесь не на что больше смотреть, – сказал Венди, заставляя девушку отвлечься от разглядывания портретов артистов, которым здесь довелось выступать.
Когда места нашлись, парень едва не взвыл от разочарования. Им предстояло сидеть в самом углу, откуда видно только половину сцены.
– Зато не в самом конце, – пыталась приободрить его Хельга, но кислая мина не собиралась покидать неряшливо накрашенное лицо.
Рядом с Хельгой села темнокожая женщина с подругой помладше. Они ждали предстоящего зрелища с большим восторгом, чем Венди, не переставая обсуждать, насколько хороша эта певица.
– Круто, что выбрались сюда. В Лефонте бы никогда не попали! – воскликнула светловолосая подруга женщины.
– Эх, Брайс, одна я бы и рядом с домом вряд ли пошла бы на Миру. Особенно, после того случая, когда в толпе на одном из ее концертов чуть не задавили несколько человек. Сижу здесь только ради тебя, – словно делая одолжение, отвечала она.
Свет в зале погас, скрывая зрителей во тьме. Хельга инстинктивно схватилась за руку друга, как будто он мог исчезнуть с места. Темнота сменилась яркими огнями, от которых у девушки сразу же разболелись глаза, тишина – громкой музыкой. От нее закладывало уши, и Хельга надеялась как можно быстрее привыкнуть к этим звукам.
– Мира! – зашептались зрители, как только на сцене показалась молодая женщина с длинными каштановыми волосами. Она выглядела высокой и тощей, а платье, шлейф которого тянулся по полу, только подчеркивало почти мальчишескую фигуру. Грудь на ее теле выглядела фальшиво, как накладной нос у актрис, играющих сказочных ведьм.
Девушка вслушивалась в голос Миры, пытаясь понять, чем вызван ажиотаж вокруг ее персоны, но голос женщины не вызывал у Хельги никаких чувств. Вокальные данные Миры нельзя было назвать выдающимися, тексты песен казались даже глупыми, словно их писали только ради того, чтобы подобрать рифмы.
Весь концерт Венди не отрывал глаз от певицы, как на сеансе гипноза, лишь изредка сжимая руку подруги крепче или, наоборот, ослабляя хватку. Хельга чувствовала себя почти счастливой, когда Мира попрощалась со зрителями и покинула сцену. Речи женщины были приятными для людей, мечтающих о дружеских беседах, но смысла они не несли, как и само творчество певицы.