– Ты сама говорила, что людям помогать надо! – воскликнул ребенок, обращая на себя внимание толпы.
– Надо, – согласилась мать. – Но не таким. Они могут быть опасны.
В другой раз парень ответил бы парой грубых словечек, но сейчас в его ушах отчетливо звучала всего одна фраза: «скорее дойти до дома». Она не давала сойти с курса, заставляла двигаться вперед. Венди казалось, что жаркий воздух заключил его в личную печь, из которой невозможно выбраться. До дома оставалось немного, но каждый шаг отнимал столько же усилий, сколько обычно уходило на квартал.
От духоты кружилась голова. Венди увидел свое отражение в витрине магазина. Из прозрачного стекла смотрела шаткая фигура в испорченной одежде. Трансвестит выглядел как один из музыкантов, которых любят подростки, но бледность его лица была не создана с помощью косметики. Кровь уже давно коркой стянула кожу. С искусственной, которую часто используют на концертах, такого не бывает. Она всегда остается жидкой, будто человек, вскрывший пакет с ней, каждую минуту наносил себе все новые увечья.
Парень споткнулся и рухнул на землю. Суеверные прохожие шептались о том, что он не был человеком. Они говорили, что Венди – полуразложившийся мертвец, которого поставили на ноги с помощью черной магии. Но трансвестит не слышал небылиц. Удушливая тьма накрыла его тело.
***
– Зовите Батильду! – завопил здоровый мужик в полосатой футболке. На плече он тащил тело Венди. Его одежда задралась, создавая еще более неприглядный вид. – А ну заткнулись, упыри! – прогремел мужчина снова. Теперь толпа стихла. Люди вопросительно уставились на него.
– Что надо? – спросила девчонка с несколькими выбитыми зубами. Похоже, она была из тех, кто не пропускает ни одной драки.
– Батильду позовите. У нас тут труп сейчас будет, – буркнул мужик в ответ. Темная щетина выделялась на его красном лице. И потому казалось, что удерживать трансвестита ему было нелегко.
Толпа засуетилась, создавая еще больше шума.
– Я знаю, где она! – прохрипел старый азиат и поковылял дальше по коридору. От каждого шага из груди вырывался негромкий свистящий звук, похожий на тот, что издают чайники.
Держать Венди мужчина с красным лицом больше не мог. Он постарался аккуратно усадить его на пол, но чуть не нанес ему лишних травм. Бродяги не возвращались к своей привычной жизни. Они не шумели, не пели песен и не пытались перепродать друг другу бесполезные вещи. Вместо этого все рассматривали Венди, будто от их взглядов он мог очнуться и уйти в свою комнату.
Батильда бежала, путаясь ногами в длинной юбке. Волосы растрепались, и оттого она еще сильнее напоминала старую ведьму.
– В чем дело? – запыхавшись, спросила женщина. – Почему меня достают даже в выходные?! – раздраженно прорычала она. Но выражение ее лица изменилось, как только она увидела парня.
– Помощь нужна, – ответили ей.
– Что с ним такое случилось? – в глазах Батильды отразился страх. Казалось, что морщины на лице женщины стали глубже.
– Не знаю, – сказал спаситель, прислоняясь к стене. – Таким и нашел его. Валялся на дороге, как мертвая крыса.
– Ладно, не важно. Надо тащить дальше. Здесь неудобно будет.
Когда они дошли до комнаты Батильды, женщина сразу начала рыться в аптечке. Под нее был приспособлен большой деревянный ящик, похожий на те, в которых перевозят фрукты и овощи. Чувствовалось, что Батильда нервничала. Ее пальцы, напоминавшие сушеные рыбные закуски, двигались быстро, но хаотично.
– Разве ты не травой всякой лечить его будешь? – с непонимающим видом наблюдал за ней мужчина.
– Травой такое не вылечишь. Если бы люди до сих пор ей пользовались, все бы уже передохли, – прокряхтела женщина. – Иди лучше отсюда. Зрелище будет не самым приятным.
Мужик сорвался с места, будто только и ждал этих слов. Батильда усмехнулась: реакция бесстрашного спасителя была ожидаемой.
Венди очнулся к вечеру. Он с трудом поднял голову с подушки, которая показалась ему набитой колючими опилками. Комната была чужой. Учуяв запах десятилетнего запаса таблеток и сушеных трав, развешанных под потолком, парень понял, что находится у Батильды. От недавнего падения ломило тело. Даже боль в ранах не была такой невыносимымой.