Рюмки снова наполнились. Катя покраснела от волнения.
— Я, право, не знаю... Я не буду...— попробовала она отказаться. На нее обрушилось шутливое негодование. Она покосилась на Ветрова, невозмутимо пережевывавшего колбасу, и, вздохнув, встала. Покраснев еще больше, она помолчала и вдруг, собравшись с духом, выпалила: — За любовь!
— ...К ближнему и ненависть к мухам, — серьезно дополнил Ростовцев.
Все дружно засмеялись. Даже Ветров, возившийся с колбасой, потерял свою сосредоточенность и фыркнул. Катя обиженно на него посмотрела. Ростовцев, почувствовавший, что нужно как-то сгладить свое замечание, сказал:
— Наливайте, моя очередь... — Он налил всем собственноручно и продолжал: — Я поддерживаю тост Кати, но без своего дополнения... Вы недовольны? — спросил он, услышав, что его упрекают в повторении. — Тогда я расширю тост. За любовь! За музыку! За искусство!
Несколько примиренная его речью, Катя отказывалась пить. Ее уговаривали, но она не соглашалась. На помощь пришел Ветров.
— Вы, кажется, собираетесь быть врачом? — спросил он.
— Да, после войны.
— Тогда вам надо учиться пить.
— Разве это обязательно?
— Обязательно! — подтвердили в один голос Иван Иванович и Ветров.
Катя снова вздохнула, поднесла ко рту рюмку с видом обреченного и сделала глоток. Поперхнувшись, она замахала руками и расчихалась.
— Не будет из вас врача, — с притворным сожалением констатировал Ветров.
Когда очередь дошла до Тамары, она встала и, спокойно смотря на Ростовцева, с ударением произнесла:
— За дружбу! За хорошую обоюдную дружбу!
Он понял, что это было сказано для него, и потупился. Потом поднял голову и кивнул в знак согласия.
— Хорошо. За дружбу!.. — произнес он и с каким-то ожесточением опрокинул в рот вино.
Постепенно все слегка захмелели, стали разговорчивее и веселее.
Ростовцев первым встал из-за стола. Он подошел к патефону и завел вальс.
— Танцуйте,— сказал он.— Юрий Петрович, Тамара, прошу!
— А ты? — спросил Ветров, поднимаясь.
— Ты же сам запретил мне двигаться. Я буду заведывать музыкой.
Ветров пригласил Тамару вальсировать. От вина у него немного кружилась голова, и он танцевал не совсем уверенно. Тамара с трудом приспосабливалась к его движениям. Ее разгоряченное лицо было совсем рядом, и Ветров невольно любовался ее темными волосами и матовой белизной ее кожи.
«А ведь она красивая», — снова, как тогда в коридоре у ее стола, подумал он и вслух сказал: — Вы очень хорошо танцуете. Я для вас — неподходящий партнер.
— О, нет, — ответила она, глубоко дыша, — у нас не получается потому, что я много выпила.
Тамара улыбнулась, и ему показалось, что в глазах ее появилось что-то особенное. Его вдруг неудержимо потянуло к ней, красивой и гибкой. Он неожиданно привлек ее к себе, но она тотчас же отстранила его.
— Простите, я устала, — сказала она мягко, словно не желая его обижать.
Ветров подошел к Ивану Ивановичу, одиноко сидевшему у отодвинутого в угол стола.
— Скучаете?
— Не так, чтобы очень, но немножко, — ответил Воронов. — Я же говорил, что мне, старику, не место среди вас, молодежи. А вы, дорогуша, тоже что-то невеселы... Все не дождетесь, когда на фронт отпустят?
Ветров помолчал.
— Откровенно говоря, да, Иван Иванович, — сказал он после паузы. — Ведь подумайте: больше месяца все это тянется. Много времени пропадает зря. — Он снова помолчал. — К тому же здесь, чего доброго, еще влюбишься в кого-нибудь, — добавил он, — и тогда — все пропало.
— В кого же? — спросил Иван Иванович.
— Мало ли в кого, — ответил Ветров уклончиво, следя за Ростовцевым и Тамарой, которые о чем-то беседовали друг с другом... — Смотрите, у них, кажется, дело идет на лад, — кивнул он в их сторону. — Я уже давно заметил, что между ними что-то происходит...
— Не слишком ли вы наблюдательны? — упрекнул его Воронов.
— Я? Возможно... Извините, меня, кажется, зовут,— сказал он, увидев, что Ростовцев манит его зачем-то к себе.— В чем дело, Борис? — спросил он, подходя к нему.
— На одну минутку...— Ростовцев взял его за рукав и отвел в сторону. — Мне хочется выпить с тобой, Юрий. Один на один.
— Прости, но я не могу.
— Почему?
— Я уже довольно выпил.
— Погоди... — Ростовцев отошел куда-то и вскоре вернулся с двумя рюмками и нераскупоренной бутылкой. Не обращая внимания на возражения, он откупорил бутылку так, что пробка выстрелила в воздух, и налил рюмки. — Возьми, — сказал он, протягивая одну ему и оставляя другую себе, — возьми и слушай. Это не простое вино, это вино особенное. Оно куплено на деньги Риты. Ты помнишь такую девушку?