От этой мысли ему стало неприятно. И в эту минуту он вспомнил еще другой вопрос, который был ему задан прежде, когда он жил в маленьком карельском домике. Но тогда его спрашивали не о слабости. Тогда его спросили, в чем он черпает свои силы. Значит, тогда он был сильным, был уверенным и совсем не похожим на то, чем он стал сейчас.
— Нет!
— Что — «нет»? — удивленно спросила Тамара.
— Я хотел сказать, что я верю в свои силы! — ответил он и продолжал уже спокойнее: — Может быть, это последние часы и минуты, которые мы проводим вместе. И мне не хочется, чтобы сейчас вы думали обо мне так. Я сейчас сам не узнаю себя. Я не был таким раньше. Мне всегда все казалось ясным и определенным, но все эти события выбили меня из колеи. И я, действительно, чуть было не потерял веру в себя. Если бы это случилось, я бы погиб. Но, к счастью, я во-время понял, отчего это произошло: я замкнулся в четырех стенах своей палаты, ушел в свой мир, занялся своими ощущениями и не вспомнил, что есть еще один мир, громадный, чудесный мир, живущий полной целеустремленной жизнью. Это — моя страна! А я забыл, что я часть ее, и поэтому покачнулся. Вот в чем была моя слабость! Но сейчас я вспомнил об этом, и чувствую себя так, словно вырвался на вольный воздух. Я знаю, что у меня не может быть интересов, оторванных от интересов моей страны, моего народа. И больше я не забуду об этом, потому что я знаю теперь: забыть об этом — значит, запутаться, потеряться и в конечном итоге — погибнуть! Мне трудно далось это знание. Оно стоило мне дорого, но зато теперь я стал вдвое сильнее оттого, что испытал на самом себе, как опасно оторваться от общей жизни даже на такое время, которое я провел здесь... Нет, нет! Я теперь не слабый, не качающийся человек, я сделался опять тем же, чем был. И вы правы: нужно учиться, нужно работать, настойчиво и упорно, чтобы создать произведение, достойное моей Родины! И я буду работать. Буду, буду, дорогая моя Тамара! Обязательно буду!..
По мере того, как он говорил, у него разгорались глаза, и голос делался тверже. Тамара с радостным удивлением наблюдала эту перемену, и ей казалось, что это говорит она, что он высказывает ее мысли. Она не сумела бы только их выразить так воодушевленно, так страстно, как получилось у него, но она чувствовала в эту минуту то же, что переживал и он. Она не заметила, как случилось, что он взял ее руку. Когда он крепко и благодарно ее пожал, она покраснела и смутилась.
А Борис между тем продолжал:
— Да, Тамара, и мне кажется, что мы будем работать вместе. Мы построим вместе нашу жизнь, мы будем работать так, чтобы наш общий труд был не вдвое, а втрое, вчетверо полезнее нашей замечательной стране. Мы будем помогать друг другу, и если споткнется один, то его поддержит второй! Но я не думаю, все-таки, что нам придется спотыкаться!.. Я не буду спрашивать сейчас, как вы ко мне относитесь. У нас еще есть много времени. Вы обдумайте все и взвесьте каждую мелочь. Вы можете ответить мне не сейчас, можете написать мне письмо, когда я уеду. Но знайте, что вы не должны говорить мне ни в коем случае «да», если это не будет вашим искренним желанием. Вы не должны отвечать мне так из-за одного только участия!.. Помните, я сказал вам однажды, что я одинок, что мне будет тяжело, если мы разойдемся? Теперь я хочу поправиться. Действительно, мне, вероятно, будет тяжело, но одиноким я не буду. Нет, не буду, потому что я понял свою ошибку. И как бы вы мне ни ответили, я найду свое новое место в жизни! Так или иначе, но с вами мы останемся друзьями. Вы разрешаете мне надеяться на это?
— Конечно, — прошептала Тамара, отчего-то все сильнее волнуясь. — Конечно...
— Вот и хорошо. А теперь я пойду. Знаете, когда я шел к вам, у меня было прескверное состояние. А теперь я весел, теперь мне хорошо. Не скрою, я был бы доволен, если бы вы меня проводили. Но если у вас нет времени или вам не хочется, я тоже не обижусь.
— Я провожу вас, — возразила Тамара, беря его вещевой мешок.
Они вместе вышли из комнаты, миновали парк и очутились за воротами госпиталя. Борис остановился и протянул ей руку, смотря открыто и дружески.
— Вы не пойдете дальше? — спросил он.
— Я пойду с вами на станцию, — ответила она, намеренно не замечая его протянутой руки.
Вместе они пошли по улице. Борис еще не мог двигаться быстро. Он шел, прихрамывая, опираясь на трость, и испытывал особое чувство радости, ощущая под своими собственными ногами ровную асфальтированную поверхность. Все ему казалось новым и волнующим. Он с удовольствием читал вывески магазинов, провожал глазами обгонявших его прохожих и смотрел, как по широкой прямой улице, шурша резиной, проносились приземистые длинные автомобили.