...После информации председательствующего, вставшего из-за стола с массивной, красного бархата, скатертью и сказавшего, что согласно распорядка дня объявляется десятиминутный перерыв, Ветрова охватило волнение. Мысль, что сразу после перерыва должно следовать его выступление, принесла странное ощущение, будто останавливается сердце. Непонятная слабость в ногах, руках и в каждой самой маленькой мышце заставила его остаться сидеть на своем кресле. Опустевшие ряды с правильными линиями спинок сидений открыли ему все пространство зала, и он с каким-то тоскливым чувством смотрел вперед, — туда, где на возвышении стоял стол президиума и где отдельно ото всех скромно поместилась трибуна. На нее он должен скоро подняться и с нее ему предстояло делать свой доклад. И это будет через несколько минут. Всего через несколько минут!
Он никогда не думал, что способен так волноваться. Ему приходилось впервые делать сложные операции, от исхода которых зависела человеческая жизнь, ему приходилось подвергаться воздушным налетам и слышать противный свистящий звук падающей бомбы, ему приходилось по трое суток держать себя в постоянном напряжении, не выходя из операционной палатки, но ни разу в жизни он не испытывал такого состояния, какое охватило его сейчас, когда было все спокойно и когда кругом была такая дружелюбная товарищеская атмосфера. Он прекрасно понимал, что у него нет никаких оснований для волнения. Доклад был написан, время рассчитано с точностью до секунды, а написанное он знал почти наизусть. Нужно было только выйти и четко, выразительно прочитать все, как это он делал, устраивая себе маленькие репетиции. Это казалось до смешного простой и нетрудной задачей. И тем не менее он страшно волновался. Волновался, потому что приближающийся момент был итогом трехлетнего напряженного труда, труда, ответственность за который не покидала его ни на одно мгновение.
Он взглянул на часы. Прошло всего три минуты. Три минуты, показавшиеся целой вечностью! Значит, впереди было еще семь, а в переводе на секунды это составляло четыреста двадцать. Число и очень большое и одновременно очень мизерное.
Сидеть в бездействии становилось невозможным. Ветров поднялся и пошел вдоль рядов вперед к возвышению. На демонстрационной доске была уже приготовлена таблица, схематично изображавшая моменты его операции. Все было в порядке, оставалось только ждать.
Чувствуя слабость, он вышел в фойе. Здесь группами и в одиночку стояли люди — пожилые и нестарые, худые и полные, веселые и серьезные. Они о чем-то беседовали друг с другом, шутили, улыбались, качали головами, жестикулировали или же, напротив, произносили слова деловито и сухо, одними губами. Не останавливаясь, Ветров прошел в буфет, решив что-нибудь выпить. Во рту сделалось сухо, и он подумал, что кружка пива несколько спасет положение. Он заплатил деньги и поднес ее к губам. Резное стекло глухо стукнуло о зубы от его порывистого движения, и он рассердился на свое волнение. Стараясь успокоиться, он прислушался к разговору двух соседей.
— А разве все такие?— горячо возражал один из них своему собеседнику. По его голосу Ветров представил себе небольшого роста нервного человека.— Разве все, я вас спрашиваю?
— Конечно не все,— ответил, соглашаясь, другой, уравновешенный и солидный.— Но таких все же очень мало.
— И я говорю, что мало. Но они есть! Да, да, милостивый государь, пока еще есть! А нужно, чтобы не было! Да, да, чтобы совсем не было!..— Нервный человек разгорячился и заговорил быстро и с возмущением:— У меня был один такой... Понимаете, работал в лаборатории шесть с половиной лет! Шесть лет с ним возился! Это же не шутка! И хоть бы одну работу написал? Ни одной! Вызвал я его в кабинет.— Ну,— говорю,— голубчик, подумайте: вы научный работник, и ни одного печатного труда! А? Каково? И не совестно? — И знаете, что он ответил? Помолчал, улыбнулся этак юмористически и заявил: — «Как,— говорит,— ни одного? Я,— говорит,— уже два труда напечатал!» — Это,— спрашиваю,— где же? Что-то мне ничего о них неизвестно...— «Как же,— отвечает и улыбается,— первый — объявление о разводе со второй женой, а второй — объявление о разводе с третьей...» — Ага,— говорю,— понятно! Ну, а о разводе с первой вы ничего не напечатали?— «Первая,— отвечает,— сама от меня ушла, без объявлений...» Видите, каков гусь?.. Юмор, вы скажете, анекдот, шутка? Ничего подобного — чистейший факт! Есть еще такие типы! Их нужно разоблачать, гнать, а не возиться! На него государство деньги тратит, заботится, а он?.. Он, негодяй, сидит и ничего не делает! И от скуки женится да разводится. Это — не юмор, это — сознательное вредительство. Да, да, самое настоящее вредительство! Гнать, гнать таких, и больше ничего!..— Нервный человек возбужденно засопел и умолк.