Ветров подумал, что это либо от волнения, либо от холода.
— Зачем же вы ждали меня? — спросил он.
— А как же?.. А как же мне было не ждать?.. Я сейчас недалеко, под Москвой работаю. Узнал, что будет съезд, и решил, что уж вы-то, дорогуша, обязательно там будете. И приехал... Приехал, чтобы свидеться. Не вытерпел. Ну, дайте я на вас погляжу... — Он бережно повернул его к свету, вгляделся и удовлетворенно закачал головой: — Хорош, хорош, такой, как и прежде... Да вас мочит, — спохватился он. — Еще простудитесь. Идите-ка на мое место...
— Ах, Иван Иванович, дорогой вы мой! — не выдержал Ветров, обнимая от всей души старика и не замечая холодной мокрой материи, которой коснулись его руки. Он представил, как, сутулясь и прячась в воротник пальто, стоял Иван Иванович под дождем и с тревогой выискивал его фигуру среди выходящих людей. Он представил, как вглядывался он в них своими ослабевшими глазами и сколько горькой обиды испытал, когда все уже прошли, а тот, которого он ждал, не появлялся. И чувство благодарности за эту старческую любовь заполнило Ветрова. — Да ведь вас самих мочит, — с теплой укоризной сказал он и, настойчиво взяв Воронова под руку, повел по улице: — Пойдемте ко мне в номер. Там и побеседуем...
Иван Иванович старался идти в ногу и бодрился. Не обращая внимания на погоду, он все говорил и говорил, радуясь встрече и тому, что угадал, где нужно было искать Ветрова. Он даже старался забежать чуть-чуть вперед, чтобы, оборачиваясь на ходу, лучше видеть спутника.
По дороге Ветров рассказывал ему о своем докладе. Услышав о его успехе, старик, сверх ожидания, нисколько не удивился. Он только удовлетворенно кивал головой и иногда вставлял свои замечания в бессознательной уверенности, что это было в порядке вещей и что иначе быть никак не могло, раз за это взялся Ветров. У перекрестка он неожиданно остановился.
— Знаете, дорогуша, — нерешительно попросил он: — поедемте лучше ко мне. Сядем в электричку и через полчаса доедем. Чайку согреем, поговорим. У меня и переночуете. А?.. Уважьте старика!..
В его тоне Ветров уловил столько просьбы, что обидеть отказом не решился.
— Что ж, поедем, — согласился он. — Посмотрю, как вы живете. Тем более, что скоро опять друг к другу в гости ходить будем... — Он рассказал Ивану Ивановичу о предложении, которое сделал ему профессор.
Иван Иванович обрадовался этой новости. Мысль, что они снова будут встречаться, не давала ему покоя до самого вокзала. Он развивал ее все время, пока они ехали в метро и затем поднимались наверх.
У выхода он попросил Ветрова подождать, отведя его в защищенное от дождя место, а сам, быстро семеня, побежал по мокрому асфальту в сторону пригородных билетных касс.
Ветров взглянул на часы. С трудом он различил стрелки — они показывали четверть двенадцатого.
«Значит, заседание кончилось раньше одиннадцати»,— почему-то подумал он и вдруг вспомнил, что как раз в это время Ростовцев еще вчера просил его послушать радиопередачу.
С противоположной стороны площади из рупора донеслась к месту, где он стоял, музыка. Чтобы лучше ее слышать, Ветров вышел из-под укрытия. Мелкие брызги сразу обдали его фигуру с головы до ног, и по спине побежали мурашки. Не обращая на это внимания, Ветров старался вслушиваться в то нарастающие, то слабеющие звуки. Музыку заглушал временами грохот пробегавших неподалеку трамваев, и ей мешали шелестящие шумы мокрой резины проходивших машин. Черные, с отраженными бликами, лакированные тела их мелькали то и дело перед глазами, взбивая колесами мелкие лужицы. Со здания вокзала на площадь прожектора бросали пучки света. Они выхватывали из темноты мутные полосы насыщенного водяной пылью воздуха. Расстилавшееся пространство площади казалось громадным.
Ветров так и не усвоил как следует музыку, отрывки которой ему удалось слышать. Он понял только, что было в ней временами что-то очень сильное и могучее, такое, которое голосом труб царило над всей площадью и покрывало другую, слабую тему, почему-то очень ему знакомую. Он напряг память, чтобы вспомнить, где он слышал эту вторую тему, и почему она показалась ему известной. И удивленно подумал вдруг, что она чрезвычайно напоминала ариозо, звуки которого донеслись к нему вчера, когда он покинул дом Ростовцевых.
Ветров сравнил их еще раз. Действительно, он не ошибся! Эта вторая тема очень походила на ариозо своей нежностью, своим лиризмом. Но звучала она слабо, словно отголосок, словно красивое воспоминание. В ней порой проскальзывала боль, но тотчас же ее сменяла мощь и могучая простота звуков, несшихся торжественно и побеждающе. В них, этих новых звуках, была сила, уверенность и призыв к новому, прогрессирующему и побеждающему.