Ростовцеву было поручено выбрать наиболее подходящие помещения для складов. Он отыскал начальника станции, и тот ему сообщил, что на окраине поселка сохранилось несколько бараков, построенных для рабочих лесоразработок. Бараки оказались вполне пригодными для того, чтобы развернуть настоящую базу.
До самой темноты грузовики подвозили ящики и бензиновые бочки к складам. Борис сам распоряжался их временным размещением.
Когда наступила ночь, все было сделано. Ростовцев, выставив часовых, отправился в один из домиков, где расположился его взвод. Пустой состав ушел вперед, чтобы где-то забрать эвакуируемых жителей. На прощанье паровоз трижды отсалютовал протяжными гудками. Постепенно его пыхтение и шум колес становились тише и, наконец, замерли вдали.
«Вот и начинается новая жизнь», – подумал Борис, подходя к избушке.
В помещении было тесно и холодно. Только что затопленная печь еще не успела нагреть комнату. Бойцы расположились прямо на полу. Сержант Антонов возился у окна, вставляя вместо выбитых стекол где-то раздобытую фанеру. Огонь, пробивавшийся из топки, не прикрытой заслонкой, освещал его согнутую спину красноватым светом.
– Как устроились? – спросил Борис, закрывая дверь.
– Сносно, товарищ лейтенант, – за всех ответил Антонов. – Вот дырку законопачу, и тепло будет. Тесновато, правда...
– Да уж в козлика играть пока не придется, – пошутил Борис.
– В козлика, товарищ лейтенант, можно сыграть, даже сидя вверх ногами. Для хорошего игрока это препятствием не.является, – ответил сержант и добавил:- А чемоданчик ваш на печке. Если промерзли – располагайтесь там. Я вам и палатку постелил...
– Спасибо, – поблагодарил Борис.
Он основательно замерз, и это предложение было кстати.
– Темно там, товарищ лейтенант. У меня вот свечка завалялась – возьмите, – предложил Антонов, протягивая огарок. – Ужин сейчас разогрею. Я на вас котелок захватил. Сегодня суп расчудесный, со свиной тушенкой... – он взял котелок, поставил в печь и возвратился к своему окну. – Чудной народ, – ворчливо продолжал он, приколачивая фанеру, – сами уехали и окна все повыбивали. Не думали, что они нам понадобятся.
– А ты, небось, думал, что они перину тебе приготовят? – отозвался чей-то рассудительный голос из комнаты.- Может, ждал киоска с квасом и модной барышней?
Борис узнал Ковалева.
– Перину не надо. А зачем окна бить?
– Не нарочно, видимо, – сказал Ковалев. – Люди спешили, а второпях чего не сделаешь. – Помолчав, он продолжал: – Здесь условия необычные. И война здесь особенная. Я говорил тут с одним железнодорожником. Он рассказывает, что иногда финны на лыжах проходят к нам в тыл километров на пятьдесят. Мину поставят, навредят и уйдут. Поди их потом догоняй... Но наши пограничники молодцы. Они здесь приспособились и разгадывают всякие финские штучки. Рассказывают, в одном месте они нажали на них здорово. На финнов, то-есть. Те отошли. Они за ними на лыжах двинули. Только шли не по лыжне, потому что лыжню они, черти, обязательно минируют, когда отходят, а рядом. Но когда финн удирает, его догнать трудно. Как ребята ни жали, а настигнуть их не сумели. И видят – землянка, и дверь у ней приотворена гостеприимно так. Ребята завязали за ручку веревку, отошли подальше за сосны и потянули... Ничего! Открыли дверь настежь. Взрыва нет. В чем дело, думают? Они уж заранее знали, что раз финны здесь побывали, то что-нибудь да приготовили... Осторожно вошли в землянку... Ни звука. Видят, на полке сбоку лежат пачки галет, и одна из них раскрыта. Один потянул, было, руку, чтобы взять, да его во-время остановили. Осмотрели галеты – оказалось, что к одной пачке привязана нитка. Пошли по ниточке – а под полкой мина заложена... Вот ведь что выдумывают!
Ковалев смолк.
– Товарищ лейтенант, суп разогрелся, – доложил Антонов, посмотрев в печку.
В избушке стало заметно теплее. Борис начал отогреваться. Он снял шинель, расстелил ее, чтобы было мягче сидеть, и принял от Антонова дымившийся котелок. Зажигая свечку, он пригласил Ковалева поужинать, но тот отказался, говоря, что сыт. Расположившись поудобнее, он принялся за еду. Горячая жидкость приятно обжигала рот, и теплота разливалась по всему телу. Ему показалось, что такой вкусной пищи он не пробовал никогда. Поужинав, он напомнил Антонову о смене часовых, потушил огарок, бережно его припрятал и вытянулся на печке.