Еще два часа назад ему не в чем было упрекнуть себя. А теперь? Теперь появилась какая-то грязь, что-то очень нехорошее. И все это из-за одного неосторожного движения.
Стекла маленького оконца посерели от первых признаков начинающегося рассвета, когда он, наконец, забылся беспокойным тяжелым сном.
Утром, не простясь, Фаина уехала.
Невыспавшийся Голубовский в этот день был бледнее обычного. Ему казалось, что все уже знали о том, что с ним случилось. При встрече с кем-нибудь он невольно опускал глаза. Чувство омерзения к самому себе, возникшее ночью, не покидало его весь день. И особенно неприятно стало ему, когда он встретил Ковалева.
Ковалев недолюбливал старшину. Ему не нравилось в нем решительно все: и его голубые глаза, и тонкие губы, и застенчивость. Ковалев считал его неженкой и буквально выходил из себя, если слышал восторженные отзывы о внешности старшины. Он никогда не упускал случая сказать ему что-нибудь язвительное, если представлялась хоть какая-то возможность. И сейчас он не сдержался.
– Чего-то у тебя, старшина, вид больной, – сказал он, поздоровавшись. – Надо бы полечиться. Жаль, Фаины нет... Она б полечила.
Густая краска покрыла щеки Голубовского. Стараясь побороть смущение, он грубовато ответил:
– Не беспокойтесь о моем здоровье. Это мое дело.
– Конечно... Я между прочим, вообще говорю. Может, думаю, у тебя порошки все вышли. Можно бы Фаине позвонить, чтобы выслала с записочкой какой-нибудь. Это бы, по-моему, помогло. А то ты, наверное, все вздыхаешь. Дескать, благополучно ли доехал товарищ по службе?..
– Я не имею желания с вами беседовать, – отрезал Голубовский.
– Еще бы! – понимающе воскликнул Ковалев. – С девочками разговаривать интереснее... Кислятина! – добавил он тихо вслед удалявшемуся старшине.
В поисках человека, с которым можно поделиться, Голубовский направился к Ростовцеву. Чтобы как-нибудь оправдать свое посещение, он захватил с собою открытки, которые накануне пообещал занести. Ростовцева он застал за изучением карты местности, в пределах которой была расположена база.
– Хорошо, что вы пришли, – сказал Ростовцев, принимая принесенные открытки.- Мне сообщили, что сегодня у нас будет майор Крестов. Он хочет посмотреть нашу оборону и поинтересоваться, как мы живем. Он зайдет, вероятно, и к вам. Надеюсь, не застанет врасплох?
– Я постараюсь все привести в порядок.
– Нет, старшина, не надо,- возразил Ростовцев. – Плохо, если мы будем наводить порядки только тогда, когда к нам прибывает начальство. По-моему, это выглядит как-то не совсем честно.
Голубовский, выслушав, осторожно спросил:
– А чем вызван приезд Крестова? Неужели есть какие-нибудь новости?
– Не знаю, – уклончиво пожал плечами Ростовцев. – Может быть, есть, а может, и нет... А что с вами? – спросил он неожиданно, заметив необычайную бледность Голубовского. – На вас лица нет. Вы нездоровы?
– Нет, ничего. Спасибо... Утомился немного...
– Верно, переволновались вчера после нашей беседы? Или же опять стихи писали?
– Нет, не писал, – возразил Голубовский.
Внимание лейтенанта тронуло его. После язвительных замечаний Ковалева оно показалось ему особенно приятным. Голубовскому захотелось рассказать о происшествии последней ночи и узнать, как Ростовцев к этому отнесется. Однако он так и не решился объяснить цель своего прихода.
Вместо этого он с завистью произнес:
– Смотрю я на вас, Борис Николаевич, и удивляюсь, откуда в вас берется эта энергия. Вы и со мной побеседовать успеваете, и с бойцами пошутить можете, и оборону вон какую построили за несколько дней. И что это за источник, откуда вы черпаете силы?..
– Так и быть, открою его по секрету. Даже больше того – покажу, если вы не догадываетесь. Вот он,- сказал Ростовцев, вытаскивая из кармана аккуратно обернутый партбилет. – Пока я жив, он вдохновит меня на любой подвиг. А теперь идите спать, чтобы к приезду майора у вас не было такого кислого вида. За открытки спасибо.
Он проводил Голубовского и опять уселся за карту.
Майор Крестов приехал вечером. Он осмотрел оборонительные сооружения, воздвигнутые Ростовцевым, побывал в медпункте, в домиках, где расположился личный состав. Он интересовался самыми незначительными, казалось бы, деталями жизни, и Ростовцев, присматриваясь к нему, невольно удивлялся, как спокойно и методически делал он все это. Чувствовалось, что этот человек считал все относящееся к службе своим кровным делом. После осмотра он подробно указал Ростовцеву на замеченные недостатки. Их было не так уж много, и, в конце-концов, он заявил, что осмотром остался доволен.