– Ничего не получается, товарищ лейтенант. Аппарат работает, а связи нет.
– Плохо... Может, снаружи где-нибудь контакт плохой. Вы проверяли?
– Проверял, товарищ лейтенант. У нас все в порядке. Повидимому, обрыв на линии.
Ростовцев нахмурился. Нарушение связи сейчас не предвещало ничего хорошего. Нужно было что-то придумать. Посылать бойцов ночью на поиски обрыва едва ли целесообразно. Хорошо, если повреждение находилось близко, но что, если провод оборвался где-нибудь за десятки километров отсюда! К тому же и тревожить уставших после дневной работы людей Ростовцеву не хотелось. Он решил посоветоваться с Ковалевым.
– Позовите ко мне младшего лейтенанта, – сказал он Антонову, – Вас же попрошу лично дежурить у телефона. Постарайтесь соединиться с полком, потому что это очень важно.
Ковалев пришел сейчас же. Он браво отрапортовал и вытянулся по уставу с нарочитой тщательностью.
– Да бросьте вы это... Садитесь, – пригласил Ростовцев и, когда тот уселся, медленно продолжал: – Я вызвал вас, чтобы посоветоваться... Мы потеряли телефонную связь с полком.
– Я уже знаю, – ответил Ковалев.
– Вот. Меня это беспокоит. Что-то нужно предпринять.
– Нужно послать людей. Я могу пойти с ними. Дело это нехитрое. Может, дерево где-нибудь свалилось на проводку. Линия эта старая. Наши ее не ремонтировали, да и не проверяли как следует.
– Да, но если обрыв очень далеко?
– Тогда можно на машине. Будет быстрее.
– Нет, Ковалев, – возразил Ростовцев, – это опасно. Будем ждать рассвета.
– Почему?
– Потому что если обрыв этот самопроизвольный, то большой беды не будет, если мы исправим его утром. Но если провода кто-то порвал намеренно, то уж, очевидно, это сделано не из любви к нам. Посылая ночью машину, мы, во-первых, рискуем ее потерять, а, во-вторых, распылим свои силы.
– Я не думаю, что линия испорчена умышленно, – возразил Ковалев.
– А вам известно, что вот в этом месте, – Ростовцев показал на карте,- была разгромлена группировка противника, но часть ее вышла из окружения и бродит где-то в лесах?
– Но это же далеко...
– Финны, верно, не сидели это время на месте.
– Так вы ждете нападения? – спросил Ковалев, и глаза его загорелись особенным светом.
– Боюсь, что оно возможно, – ответил Ростовцев. После небольшой паузы он продолжал:- Во всяком случае, нужно быть ко всему готовым... Проверьте посты, прикажите личному составу спать не раздеваясь. Оружие должно быть в полной боевой готовности. Пусть даже это излишняя предосторожность, но вы сами как-то раз сказали, что финны опасны, когда еще есть снег. А снег пока не растаял.
Ковалев вышел.
Беспокойство не покидало Бориса. Спустя несколько минут он оделся и решил сам проверить посты и предупредить бойцов.
На улице подмораживало. Несмотря на позднее время, было светло. С высоты неподвижно, словно приклеенный, смотрел узкий серп луны. У домика, где помещался медпункт, Ростовцев разглядел чью-то фигуру. Подойдя ближе, он узнал Голубовского.
– Что вы здесь делаете, старшина? – спросил он, останавливаясь.
– Любуюсь небом, Борис Николаевич, – ответил Голубовский. – Очень тоскливо стало отчего-то, я и решил перед сном прогуляться... – он сделал паузу и спросил: – А вы тоже любуетесь?
– Да, между делом... Почему же вы затосковали? -Скучно?
– Немного... – Он помолчал. – Вы куда идете?
– Да вот посмотреть решил на свои владения.
– Можно с вами?
– Пожалуйста.
Они пошли рядом.
– Послушайте, Голубовский, – продолжал Ростовцев прерванную беседу, – вот вы любуетесь небом, природой, самим собой иногда. Но почему вы не любуетесь людьми, которые окружают вас, их жизнью, их поступками? Право же, к ним стоит присмотреться и о них стоит написать стихи.
– Не вам спрашивать об этом, Борис Николаевич,- укоризненно вздохнул Голубовский.
– Почему же не мне?
– Потому что вы сами художник. А художник любит красивое, великое, бессмертное.
– И вы считаете, что красивым, великим и бессмертным является тоска и грусть? – возразил Ростовцев. – Если вы будете думать только о себе, работать для себя, любить для себя, то не получится ничего великого и бессмертного. Но если вы будете жить для благополучия общества, то оно вас не забудет. Именно так живут наши люди. И в этом их простая настоящая красота, которую вы не хотите видеть. Посмотрите на наших солдат. В своих шинелях они кажутся на первый взгляд самыми обыкновенными, а между тем сколько таится в них этой простой красоты! Вызови я их сейчас и скажи, что нужно отдать жизнь за общее дело, и ни один из них не заявит, что ему страшно... Разве это не красота, разве это не величие? — Ростовцев испытующе взглянул на старшину и добавил: — Давайте говорить начистоту. Вот вам кажется, что вы лучше их... Нет, нет, не возражайте, — остановил он Голубовского, видя, что тот морщится. — Скажите, смогли бы вы поступить так же? Только откровенно.