Голубовский ответил не сразу.
— Я не задавал себе такого вопроса, — произнес он осторожно.
— А все-таки?
— Вероятно, поступил бы так же.
— Добровольно?
Голубовский замялся, подумал и, наконец, сказал тоном, в котором слышалась неуверенность:
— Добровольно...
— И сумели бы не испугаться так, как пугались прежде?
— Постарался бы...
— Смотрите же, старшина, — предупредил его Ростовцев, — одна из сторон человеческой красоты — это не бросать слов на ветер. Мне хотелось бы, чтоб наш разговор вы запомнили...
Вместе они прошли к Антонову, дежурившему у телефона. Связи попрежнему не было. Отдав необходимые распоряжения, Ростовцев вернулся к себе. Не раздеваясь, он лег и вскоре забылся в тяжелом полудремотном сне.
Проснулся он от ощущения чего-то необычного Он открыл глаза, и в это время с улицы донесся сухой звук одиночного выстрела. И сейчас же его сменила отрывистая резкая дробь автомата.
«Так и есть, — подумал Ростовцев, мгновенно вскакивая, — бьют со стороны дороги. Значит, я прав был!»
На ходу одевая полушубок, он выскочил на улицу. Навстречу ему бежал Ковалев. У крыльца они столкнулись.
— Что случилось? — почти крикнул ему Ростовцев.
— Часовой второго поста обнаружил противника. Со стороны дороги...
— Поднять людей! Дать осветительные ракеты!
В небо белой лентой взвилась ракета. Падая, она разгорелась ослепительным светом. На несколько секунд местность осветилась, как днем, и каждая ямка на снегу, каждый холмик в окружности стали отчетливо видны. Из обоих дзотов, обращенных в сторону шоссе, хлестнули пулеметные очереди. Трассирующие пули резали темноту. Казалось, кто-то проводил по воздуху маленьким красным угольком.
Противник залег, и первая атака, рассчитанная на неожиданность, захлебнулась.
Ростовцев, пригибаясь, добежал до крайнего дзота.
— Как дела? — крикнул он расположившимся здесь пулеметчикам.
— Дела нормальные, товарищ лейтенант, — ответил один из них. — С рассветом посчитаем, сколько уложили...
Самое опасное миновало. Теперь, когда не удалось базу застать врасплох, финны должны были либо уйти, либо попытаться взять ее приступом, нащупав слабые места. Так или иначе, но было необходимо дать знать о случившемся в полк и вызвать оттуда подкрепление. С тех пор, как обнаружилась потеря связи, прошло около двух часов. Если считать, что финны нарушили ее по пути, то обрыв должен бы находиться близко. У Ростовцева мелькнула мысль послать кого-либо из бойцов к дороге в обход со стороны озера. Пока темно и пока финны не окружили базу, чего можно было ожидать, это казалось вполне осуществимым.
Ростовцев сообщил этот план Ковалеву и спросил, кого, по его мнению, можно было бы послать.
— Нужен сильный, выносливый и осторожный боец, хорошо умеющий ходить на лыжах, — сказал он. — Может быть, нужны даже два таких человека.
— Каждый боец нам сейчас дорог, — возразил Ковалев. — Достаточно послать одного.
— Согласен. Кого же?
— Разрешите, я пойду, — предложил он просто. — Я справлюсь и один.
— Но вы нужны здесь, — неуверенно произнес Ростовцев, которому не хотелось отпускать Ковалева. Он понимал, что дело, за которое тот брался, было чрезвычайной важности, но в то же время ему не хотелось оставаться одному без такого опытного и энергичного советчика, каким становился Ковалев в минуту опасности. И, кроме того, он боялся за него, хотя и не признавался в этом себе. — К тому же я не уверен, хороший ли вы лыжник, — добавил он.
— В училище я не занимал на соревнованиях места, ниже третьего, — отпарировал Ковалев. — С тех пор не так-то уж много времени прошло. Обещаю вам возвратиться не позднее, как через три часа.
Ростовцев снова хотел возразить, но вдруг как-то неожиданно для самого себя согласился. И сразу же после того, как дал согласие, передумал, досадуя на свою слабость. Сейчас уже было поздно брать слова обратно, и он, махнув рукой вслед удалявшемуся для сборов Ковалеву, крикнул только:
— Не забудьте маскхалат надеть...
Собрался Ковалев быстро. Поверх белого маскировочного халата, он повесил за спину телефонный аппарат, приладил железные когти для залезания на столб, сунул за пазуху пару гранат, и, отстегнув кобуру, положил пистолет прямо в карман. В другой карман он положил ракетницу. Некоторое время он думал, брать ли автомат, тяжесть которого становилась весьма ощутительной в сочетании с тем, что он уже взял. Повертев автомат в руках, он все же повесил на себя и его. В таком воинственном виде он вновь предстал перед Ростовцевым.