- Думаю, что сумел! - уверенно ответил Ветров. - Время покажет, насколько это удалось мне. И если я ошибся...
- Да, что если ошиблись?
- Тогда плохо... Очень плохо!
- Тогда, дорогой мой, вся ваша будущность, грубо выражаясь, может полететь к чорту! Среди моих коллег я знаю таких, которые не стали хорошими хирургами только потому, что, взявшись за нож впервые, потерпели неудачу и не смогли после этого побороть свою неуверенность, свой страх перед тем, что она будет повторяться. Оперируя только грыжи, аппендициты и нарывы и пасуя перед более сложными и трудными случаями, они остались мелкими врачами, маленькими ремесленниками в своей профессии. Мне не хотелось бы, чтобы так же случилось с вами.
- Почему вы так говорите? - спросил Ветров. - Вы не уверены в моей правоте?
- Совсем нет. Я только хочу предупредить вас на будущее. Мало ли что бывает в жизни... А сейчас обстоятельства складываются так, что это может отразиться на всей вашей дальнейшей деятельности. И если вам придется проиграть эту игру...
- Я выиграю ее! Тем более, что ее необходимо выиграть! - Ветров задумался, глядя куда-то в сторону, и потом продолжал, наклонив голову набок: - И все-таки вы ошибаетесь, предполагая, что Рита теперь мне не безразлична. Я много рассуждал об этом сам и пришел к выводу, что...
- Простите, дорогуша, - перебил его Воронов, - а вы, гуляя по городу утром, не послали, случайно, телеграмму о том, чтобы она выезжала?
- Нет.
- Гм... - произнес неопределенно Иван Иванович.
- Я послал ее раньше с сестрой...
- Ну вот видите, - улыбнулся старик, поглаживая бородку и лукаво следя за собеседником, - факты говорят против вас.
Ветров почувствовал, что краснеет. Ощущая, как горит его лицо и видя, что это для Ивана Ивановича не осталось незаметным, он смутился. От этого он покраснел еще сильнее. Сердясь на самого себя, он склонился над стаканом.
- Я послал ее, исходя из соображений, что присутствие этой девушки благотворно подействует на больного, - сказал он, чувствуя, что Иван Иванович ему не верит. - И напрасно вы улыбаетесь; это так и есть на самом деле. С тех пор, как я видел ее в последний раз, она перестала мне нравиться... Нет, я, пожалуй, люблю вас несравненно больше, чем ее, если уж на то пошло.
- Вот мы и объяснились, - засмеялся Иван Иванович. - Хорошо, дорогуша, я тоже люблю вас как сына. Ну-ка, налейте мне по этому поводу еще стаканчик, да покрепче, позабористей, - он протянул свой стакан Ветрову. - Спасибо. Я еще у вас сахарку стяну...
- Пожалуйста... - Ветров пододвинул к нему сахарницу, а сам встал и подошел к окну. - Вам не холодно?
- Немного. Старая кровь греет плохо.
- Тогда я закрою, - он перегнулся вперед и потянул ручку к себе. Окно с шумом захлопнулось. Ветров сел на подоконник и задумался.
- О чем вы размечтались? - спросил Воронов, размешивая ложечкой сахар.
Ветров ответил не сразу.
- Знаете, Иван Иванович, - произнес он после некоторого молчания, - я часто думаю о том, что наша медицина далека еще от совершенства. Мы можем сделать многое. Мы можем вырезать желудок, чтобы избавить человека от страданий, можем отрезать конечность, можем, наконец, иногда сшить нервы, но самого главного мы сделать не в состоянии. Вернуть больному потерянный орган - это уже не в наших силах. Вот за что нужно биться, вот что мы должны искать! Но я верю: такое время наступит, и оно не за горами! Вот тогда врач будет всесилен, и человек станет настоящим господином жизни.