Он заходил по комнате крупными шагами из угла в угол, заложив руки за спину. Он не мог объяснить себе причины волнения, но чувствовал, что нервничает. Стараясь думать о чем-нибудь постороннем, он подошел к окну. Мысли настойчиво возвращались к тому, что происходило в эту минуту в палате, и он попытался убедить себя, что волнуется за Бориса. Он не предполагал ранее, что будет задумываться об этом, а не отнесется к их свиданию с полным безразличием. Ему была чужда мысль, что прежнее оставило в его памяти какой-то след, кроме сожаления о напрасно растраченных первых чувствах. И меньше всего ему хотелось завидовать Ростовцеву.
Случилось так, что судьба вторично свела их вместе на одной дороге. Когда это произошло в первый раз, Ветров удалился, не желая никому мешать. Неважно, что это было для него тяжело. Он был ненужен, и поэтому он ушел. Но обстоятельства изменились. Они снова встретились, встретились уже при других условиях, и теперь он оказался полезным для них обоих. Он сделал для Бориса все, что было в его силах. Он сделал бы это и для совершенно постороннего человека, но здесь ему было труднее: в случае неудачи он рисковал многим. Счастье улыбнулось ему, все прошло благополучно, и он намеревался второй раз уйти с их дороги, удовлетворяясь сознанием, что им помог.
«И все-таки меня нервирует то, что они встретились,— подумал он, снова останавливаясь у окна. — Почему? Если я волнуюсь за Бориса, то это глупо, потому что он чувствует себя превосходно и не нуждается почти в моих заботах. Если, как предполагает Иван Иванович, Рита остается для меня небезразличной, то это лишь отголосок далекого прошлого, слабый и неестественный, который нужно подавить в себе, вырвать и выбросить, как сорную траву из цветочной клумбы».
Он усмехнулся своему сравнению, и оно показалось ему удачным. Приложив пальцы к оконному стеклу, он пробарабанил какой-то мотив и развеселился оттого, что у него ничего не получилось.
— Нет уж, музыканта из меня не выйдет, — сказал он вслух и добавил: — Вот если бы получился порядочный хирург или, как говорит мое начальство, «хигугг»— тогда другое дело. Тогда было бы здорово! А обо всем другом печалиться не следует. Оно — не главное.
Он вспомнил, что еще не обедал, хотя время обеда прошло, и решил спуститься на кухню. Там он застал Тамару.
— Приятного аппетита, — пожелал он, усаживаясь рядом. — Чем-то меня сегодня угостят? Уж не гуляш ли приготовили?
— Его, товарищ доктор,-—подтвердил повар, подавая первое. — Поздненько вы сегодня...
— Задержался, — ответил Ветров.
Тамара, окончив свой обед, поднялась с места, но потом опять села и обратилась к Ветрову:
— Доктор, я давно собиралась поговорить с вами по одному делу. Не знаю, удобно ли будет сейчас...
— Удобно, — пошутил Ветров, не отрываясь от своего занятия. — Говорите, я умею одновременно переваривать и слушать.
— Мне кажется, в нашем отделении скучновато. Нужно бы как-нибудь развеселить больных. Правда, я читаю им газеты, достаю книги, но все это так, от случая к случаю. Почему бы нам, например, не связаться с какой-нибудь школой и не попросить ее взять над нами шефство. У наших больных, вероятно, тоже есть дети, и им будет приятно, если к нам иногда заглянут ребятишки, расскажут о своих школьных делах и покажут, что умеют. Какую-нибудь пьеску или еще что-нибудь. Можно бы попросить об этом комсомольскую организацию одной из школ, и она пошла бы нам навстречу.
— Вы правы, — ответил Ветров. — Я всегда говорил, что хорошие идеи приходят во время пищеварения. Вы — умница.
— Моя идея пришла ко мне раньше, — улыбнулась Тамара его шутке.
— Все равно. Зато я усвоил ее лучше за этим занятием. Возьмитесь за это дело сами, а я побеседую с майором.
— Хорошо,— с готовностью согласилась Тамара и поднялась. — Я схожу завтра же в школу и договорюсь обо всем.
Первый визит Риты продолжался довольно долго. Она засиделась в палате до самого вечера, стараясь развлекать Бориса. Правда, это было для нее трудно: о школе, в которой она работала, ей говорить казалось неинтересным, а в жизни своего провинциального городка она тоже не видела ничего привлекательного. Поэтому она чувствовала некоторое стеснение и сердилась на себя за то, что фразы, заготовленные ею по пути, куда-то вдруг исчезли сразу после того, как она села у его постели. Она не так представляла себе их первую встречу. Она думала, что они оба будут чувствовать себя гораздо свободней, чем это получилось на самом деле.
Так иногда бывает. Люди, которые находятся далеко друг от друга и мечтают встретиться, всегда ждут от этого чего-то необычайного. Но наступает встреча, они взволнованно смотрят друг на друга и после первой радости вдруг замечают, что у них осталось очень мало общего. У них не стало общих знакомых, их уже занимают иные мысли, и на многие вещи они начинают смотреть по-разному. Вначале они не понимают, что это происходит оттого, что они жили порознь, что их окружала совершенно различная обстановка, и чувствуют себя стесненно, недоумевая, почему они стали внезапно чужими.