— Я сижу, ты стараешься, — продолжала заведующая. — Ну, а кто старается, тот не пропадет. Того и мы не забудем.
Последние слова Алла Петровна произнесла тише, сообщнически, сощурив глаза. После паузы добавила:
— Ты пей кофе-то, пей!.. Давай еще горяченького плесну.
Нина пила кофе, пила, низко-низко опустив голову.
Во второй половине дня Алла Петровна несколько раз оказывалась возле Нины. Подходила она всегда неприметно, словно вырастала из-под прилавка. Нина каждый раз внутренне вздрагивала.
— Первое дело, Ниночка, не торопись.
«И второе дело — не торопись, — мысленно иронизировала Нина, — и не теряйся».
— И не теряйся, — действительно произносила Алла Петровна, сообщнически щурясь. Дескать, все, что ты делаешь, конечно, непорядок. Но раз ты из моей воли не выходишь, я тебя всегда заслоню своей широкой спиной.
Иногда советы Аллы Петровны были дельными сказывался ее немалый опыт.
— Добивайся такого, чтобы не думать. Все обдумать не успеешь. Это надо механически делать. Настоящему продавцу товар сам просится в руки. А мысли только догоняют, догоняют и сразу сработают, если что не так.
Дельное Алла Петровна говорила проще, не щурясь и не сообщничая, но тут же снова возвращались к пустословию, вовлекая Нину в какой-то непонятный, противный разговор.
Рука у Нины горела. Только что она трогала лоб больного Гриши. Хотя температура была не столь уж велика — тридцать восемь и четыре, Нина словно ощущала жар и сейчас, когда бежала на работу. В ушах стоял хрипловатый голосок: «Не трусь, Нинка. Ну чего ты, как маленькая? Разнюнишься еще. Веди-ка лучше меня в садик».
— Здравствуй, Казанцева.
Нина удивленно обернулась. Ее догнала Галя Воронцова.
— Здравствуй, — Галя чуть прищурясь, независимо оглядела Нину. — Я с тобой побеседовать хотела, как комсорг.
Нина молчала. Она знала, что, несмотря на подчеркнутую независимость, Галя ждет, чтобы она сказала хоть одно слово, помогла ей этим словом. Но Нине не понравилось, как Галя начала разговор. Почему она подчеркивает, что она — комсорг? И главное — заболел Гриша. Нина не решилась отвести его в детский сад, и он лежал теперь дома под не очень-то надежным присмотром Любови Ивановны.
Нина молчала.
Галя разозлилась. Но все-таки, сдерживая себя, начала мягко:
— Понимаешь, Нина, пока был Юрий Филиппович, мы ни за что не беспокоились…
Галя чуть приостановилась, опять как бы ожидая, что спросит или скажет Нина. Нина молчала.
— И кроме того… Ты была ученицей. Мы не знали, будешь ли ты у нас работать. А теперь, поскольку ты в нашем коллективе…
— Я польщена, — вымолвила, наконец, Нина.
— Ты… ты этот тон оставь, — вспылила Галя. — Мы ее жалеем, а она…
— Что-о?
Нина смотрела насмешливо, презрительно.
— Тебя жалеем, вот что!
— А вы не жалейте, — резко сказала Нина. — И не сильно задавайтесь. Подумаешь, нужны вы мне!
— Знаю, что тебе никто не нужен. Гордячка!
Обе сердито замолчали. У самых дверей магазина Галя сказала:
— Обволакивают тебя, дуру, а ты не видишь. Спохватишься, да поздно будет.
— Ниночка! А халатик-то у тебя помятый. В таком к покупателям выходить неудобно. Погоди-ка, у меня для тебя запасной есть, — услышала Нина через минуту.
«Обволакивает, действительно обволакивает», — внутренне вздрогнула она. Покорно взяла у заведующей халат: «Спасибо, Алла Петровна».
— Ниночка, счеты вот эти возьми, они удобнее.
— Спасибо, Алла Петровна.
— Волосы поправь, чтобы не выбивались из-под шапочки. За тобой ведь не посмотри…
Нина бессильно трепетала в липкой паутине мелких услуг и одолжений. И по-прежнему, отпуская покупателей, она чувствовала на себе приклеенный взгляд Аллы Петровны, и по-прежнему заведующая, появляясь словно откуда-то из-под прилавка, заставляла Нину внутренне вздрагивать.
Зато работа теперь спорилась у нее без лишней суеты.
Алла Петровна приметила это.
— Пошло у тебя дело. Пошло. Только…
— Что, Алла Петровна?
— В обед потолкуем, Ниночка. Надо потолковать.
В обед Нина думала съездить домой, посмотреть, как Гриша. До дому было неблизко, она хотела нанять такси. Но так ничего и не сказала Алле Петровне. «Она, конечно, отпустит, сделает еще одно одолжение».
В обеденный перерыв Нина застала Аллу Петровну рассерженной. Она отчитывала уборщицу.
— Как же ты могла уйти на два часа раньше? И никому ни слова. Порядок-то какой-нибудь нужно соблюдать.
Когда уборщица вышла, Алла Петровна успокоилась: