Но Алла Петровна, очевидно, понимала не только покупателя. Алла Петровна, вероятно, вообще была неплохим психологом.
Она подошла к Нине, постояла рядом и, улучив момент, вынула из кармана несколько небольших гирек. Потом оттеснила Нину от весов.
— Дай-ка я немножко поторгую. А ты посмотри, поучись.
Нина растерялась. Она невольно становилась соучастницей преступления, мелкого позорного обмана.
Утяжеленная гирька перетянула чашу не на этих, на каких-то других невидимых весах ее, Нининой, жизни. Сейчас Алла Петровна снимет с этих весов какой-нибудь пакетик и никогда уже не будет прежней Нины, той Нины, какую школьные подруги прозвали Царицей, той Нины, какой оставил ее отец, какой еще утром видел ее Гриша.
Все кончится. Начнется что-то новое, противное и отвратительное.
Покупатели, как нарочно, обращались только за штучными товарами. Алла Петровна отпускала их быстро, щеголяя ловкостью и сноровкой.
— Двести граммов ассорти и полкило печенья.
Нина невольно подняла глаза. «Запомню хоть первого». У прилавка стоял пожилой морщинистый человек в сером, слегка помятом пиджаке.
Алла Петровна быстро свесила конфеты и печенье, Нина перехватила взгляд Аллы Петровны. Это был взгляд сытый, мурлыкающий, ублаготворенный.
И другой взгляд перехватила Нина — из-за соседнего прилавка на нее тревожно смотрела Галя. И кажется, не только тревожно, но и выжидающе.
Исчезла растерянность. Нина словно очнулась от какого-то давящего кошмарного сна.
Нет, зря торжествуешь, кошка, зря мурлычешь!
Она только бегло взглянула на Аллу Петровну. Но Алле Петровне почему-то стало неспокойно от этого взгляда. Нина выскочила из-за прилавка. Пожилой человек в сером пиджаке был уже у дверей.
— Извините, товарищ. Извините, вернитесь на минуточку. Вам неправильно отпустили.
Несколько смущенный общим вниманием мужчина покорно вернулся к прилавку.
— Если лишнее, то, пожалуйста… — начал он.
— Нет, не лишнее… Это вас… Это вам недовесили.
Смело оттеснив Аллу Петровну, Нина проворно пополнила пакетики с конфетами и печеньем.
— Теперь верно!
— Спасибо. Только, право, не стоило из-за такой мелочи.
«Мелочь? — мелькнуло у Нины. — Для кого мелочь, для кого вся жизнь».
Алла Петровна сочла за лучшее поспешно скрыться в своей конторке.
Обеденный перерыв. Исчезают за дверью покупатели, пустеет торговый зал магазина. Нина присела на табуретку. Забыла взять с собой завтрак, а есть очень хотелось. Мысленно улыбнулась — «итог всех переживаний, ничего, перетерплю».
Прошла Алла Петровна, на этот раз и не покосившись в ее сторону. Впервые за время их знакомства Нина не чувствовала противного внутреннего трепета. «Иди, иди, пей свой кофе». Даже по заплывшей жиром спине заведующей было видно, как клокочет в ней бешеная бессильная злоба. «Пей кофе, кулачка».
Обрадовалась, что нашла для Аллы Петровны столь точное определение. Отец не раз говорил ей, нет страшнее, безжалостнее, жаднее кулацкого племени. За копейку поднимут на вилы, пустят в спину отточенный кухонный нож, стукнут по темени ключом от пудового амбарного замка. Вот она кулачка! За копейку растопчет, искалечит, растлит человека. Все равно она, Нина, победила ее. Порвала эту липкую, обволакивающую паутину. И от этого дышалось легко, свободно, как в сосновом бору.
— Чего сидишь одна? Идем к нам.
Галя Воронцова тянула Нину за руку.
— Идем, идем! Чаю попьем.
Нина пошла было за ней, но остановилась. Вспомнила, как они еще недавно посмеивались: «Иди к своей тетушке»…
— Я что-то не хочу…
— Да брось ты ломаться, пошли. А то силой утащу.
Девушки наливают Нине чай. Наперебой угощают ее.
— Отшила Аллу-то… И не страшно тебе? — Верочка шутливо округлила свои без того круглые глаза.
Девушки засмеялись, затараторили, перебивая друг друга.
Галя сказала:
— Ладно, недолго Алле-то нас пугать. Юрию Филипповичу кое-что рассказывала. Он обещал, что скоро этой Аллы у нас не будет.
Алла Петровна держалась с Ниной подчеркнуто официально. Перешла на «вы», говорила сухо, сквозь зубы и только самое необходимое по службе. На грубом лице ее нетрудно было прочесть: «Не оценили, что ж, в друзья не набиваемся. А кто первый пожалеет — видно будет, жизнь покажет».