Впрочем, и раньше, когда прокурор ознакомился с делом, он все морщился и кривился, как будто под языком у него лежала раздавленная кислица. Но Иван Ларионович обстоятельно все пояснил, не пожалел, правда, темных красок для характеристики Нины. Да чего их жалеть, расхитителей казенного добра! К ним всякий советский человек должен быть беспощаден. И, главное, конечно, не в том, главное, хищение налицо, И прокурор согласился передать дело в суд.
А теперь вот все шумят, что это была ошибка. А в чем ошибка? Оказывается, в том, что он, следователь Дырин, не до конца раскрыл дело. Отнесся к нему поверхностно. В чем же поверхностность? А, видите ли, в том, что недостаточно ясна психология подсудимой. Поскольку, дескать, она, подсудимая, так и не признала свою вину, следовало четко обозначить контуры ее преступления. Следовало проследить, когда это началось, как развивалось, что было толчком.
Вот оно куда пошло! «Психология», «контуры». Что он, Иван Ларионович, им всем — доктор, что ли? Он им не доктор. А начальник еще выводы делает: «Не идет у вас, товарищ Дырин. Не идет».
Самому Прокопьеву поручили заняться делом. Конечно, у Прокопьева нюх, первым следователем числится. Но тоже всяко может обернуться. Он как-то изловчился, Кокорина арестовал. Поймали, говорят, на месте преступления. Сбывал продукты какие-то. Но Кокорин что? Прокопьев, ясное дело, к Горному подбирается. А кто Горный?
…Для доктора Шумакова началась полоса огорчительных, досадно неприятных событий. Доктор с изумлением и неприязнью к себе замечал, что менялась даже его манера держаться. Прорывалась в ней неуверенность и даже подчас робость просителя.
С тех пор как еще юношей с новеньким, чуть похрустывающим, когда его раскрывали, дипломом Миша Шумаков пришел в туберкулезный диспансер, у него никогда не было по-настоящему свободного времени. Были, конечно, и выходные дни и отпуска, случалось ему к ездить к а курорты. Но и по выходным дням приходил он в свой стационар, чтобы кого-то осмотреть, за кем-то проследить, кому-то сделать укол или изменить назначение, и с курорта то и дело слал он письма, а часто и телеграммы с наказами «не упускайте из виду такого-то» или «не выпишите раньше срока такого-то», «не забудьте перечислить деньги за рентгеноаппарат, приобрести вентилятор, сообщите, завезено ли топливо».
Вся жизнь его шла в орбите этих забот. Огромный труд, знания, одаренность дали ему немалую власть над людьми, приучили говорить негромко и неторопливо, сделав его слова значительными и весомыми.
И вдруг доктор Шумаков вступил в какой-то новый неведомый мир, где слова его не имели привычной цены. Так деньги, на которые час назад можно было все, что угодно, купить, становятся бесполезными, как только человек пересек границу и оказался в чужой стране.
Все качалось в день суда над Ниной, когда ранним утром запыхавшаяся Любовь Ивановна, как всегда, длинно, с ненужными подробностями, рассказала ему о Нининой беде. Михаил Борисович телефонировал в больницу, что не будет на утреннем обходе.
— Что? — переспросил удивленный дежурный врач. — Не понял вас! — За много лет работы с Шумаковым он не помнил подобного случая.
— Чего тут не понимать! Я не буду на утреннем обходе, — раздраженно повторил Михаил Борисович.
Через полчаса он сидел в скромном кабинете судьи.
Ирина Павловна выслушала доктора Шумакова внимательно. Вот тут-то Михаил Борисович впервые с досадой убедился, что его слова не имеют привычной силы.
Судья довольно сухо сказала ему, что обычно родственники и друзья подсудимых считают их невиновными, но, к сожалению, это обстоятельство вряд ли имеет особое значение для суда. Узнав о том, что Михаил Борисович только сегодня услышал о деле Казанцевой, судья заговорила еще суше.
— Если Казанцева дочь вашего покойного друга, то это свидетельствует только о том, что мы не всегда выполняем долг перед друзьями…
С удивлением и горечью Михаил Борисович понял — он ничем не смог помочь Нине. Больно было ему видеть Нину на скамье подсудимых. Странным и оскорбительным казалось, что судят дочь его друга, судят, даже не принимая во внимание того, что он, доктор Шумаков, вступился за нее, сказал за нее свое слово.
История с подарками Горному и сдачей выручки неприятно поразила Михаила Борисовича. Оказывается, действительно все не так-то просто; оказывается, Нина очень скрытная девушка. Ведь не только он, доктор Шумаков, не только Иван Савельевич, но даже Рита и Леночка ничего не знали о Горном.