— Тебя Тимофей, говоришь? Тима, стало быть. Давай по одной для знакомства. И ты, дочка, с нами.
Юлька, морщась и закрывая глаза, выпивает полрюмки. Тимофей, преодолевая отвращение, вслед за Михеичем опоражнивает тонкий стакан.
— Да ты, брат, того — можешь. Ты, брат, из наших, — одобряет захмелевший Михеич. — Я уж вижу. Я ее, проклятой, цистерну выпил.
Тимофей сует Юльке хрустящую бумажку. Юлька понимающе скрывается за дверью.
— Хорошая дочка. Хорошая, — растроганно повторяет Михеич. — А я лишен, ты знаешь, я лишен…
«Чего он лишен? А где Юлька? Ах да, я же ее послал. Неужели уже пьянею? Такой медведь — с одного полстакана!»
Тимофей выпрямляется на стуле, шумно вдыхает воздух.
— А я лишен, — доносится откуда-то издалека.
«Лишен, и черт с тобой! Как к главному, к главному подобраться?»
— Ты закуску-то, закуску не забывай. Ту вот или эту.
«Старый черт забыл, наверное, как еда-то называется. Ему что колбаса, что консервы — все равно закуска. И суп, наверное, тоже закуска… Все чепуха. Как начать, как начать?»
Начала Юлька.
— В магазине никакого порядка, — ставя водку на стол, затараторила она. — Кассирша куда-то испарилась, а народ ждет.
— Ждет? — пьяно спросил Михеич.
— Ждет, — развела руками Юлька. — То ли дело у Александра Семеновича! Там уж всегда…
До чего же наивен переход к Александру Семеновичу. А самый тон Юльки, подозрительно естественный и беззаботный…
«Совсем не может врать!», — презрительно подумал Тимофей. Однако ринулся на поддержку.
Морщинистое лицо Михеича добродушно улыбалось. Один глаз был полузакрыт, а другой глянул трезво и жестко.
«Нет, тут вправду что-то непросто, — мелькнуло у Тимофея. — А может, все это только померещилось?»
Старик опять бестолково восхищался «дочкой» и горестно повторял: «А я лишен».
Они опорожнили еще бутылку. Михеич захмелел и хрипел полулежа на столе:
— Сам сочинил, — внезапно соврал он и, пошатываясь, выбрался из комнаты.
— Заметил, как он глянул, когда… — шепнула Юлька.
Тимофей кивнул. Значит, и она заметила, значит, не померещилось…
— Я тебе покажу одеколон лакать! Я тебе покажу! — хозяйка вошла, грубо подталкивая Михеича. Не желая замечать гостей, она оглядела своего постояльца.
— Пожалуй, уже пора. — Это было сказано деловито, как о тесте, которое подошло.
Тимофей и Юлька недоуменно переглянулись. Но Михеич, очевидно, понял значение ее слов. Он опасливо вскинул руку:
— Ну ты, Шея!
Хозяйка уже была возле него. Ловким, очевидно, не раз проверенным сочетанием подножки и удара в грудь она молниеносно повергла Михеича на пол. Села ему на живот, вытянула нескладные длинные ноги.
— Шея! Разоденется, расфуфырится. Интеллигенция! Голой рукой не бери. А здесь что выкомаривает! Здесь что…
Михеич обличал долго, но все менее связно и задорно. Наконец, он пробормотал: «А я лишен» и замолк, окончательно покорившись своей участи.
Раздались первые переливы храпа.
— Все! — сказала хозяйка, быстро вставая.
— А что он все бормочет — лишен, лишен? — спросил Тимофей.
— Лишен отцовства, — не взглянув на него, ответила хозяйка.
— Они, видать, с Горным волки матерые… Вот черт. Извини, Юля. — Тимофей запнулся и чуть не растянулся на тротуаре. Голова его была ясной, но ноги отказывались подчиняться.
Юлька взяла его под руку.
— Эх ты, Шерлок Холмс, из народных заседателей. Тоже мне, берется распутывать нити!
Юлька насмешничала без обычной веселости, один раз даже тяжело вздохнула. Тимофей слабо защищался:
— Если я Шерлок Холмс, то ты доктор Ватсон. Ну, а что делать? — вдруг спросил он. — Что посоветуешь делать? Отступиться, бросить все?..
— Да нет, уж ты от нее не отступишься, — снова невесело пошутила Юлька.
— Да разве в ней дело! Разве только в ней? Я же ее судил. Понимаешь, судил. На то меня выбирали, что же я отмахнулся и все? Ты не думай, что я пьяный. Я трезвый, еще не столько…
— Я и не думаю, — перебила Юлька. — Только с Михеичем пить — многого не добьешься.
— Так я с Зубом разговаривал. Он в райкоме партии был.
— Другое дело!
— Если ничего не выяснит, я сам туда пойду.
Михеичу не спалось. Возбужденный страхом, склеротический его мозг рождал какие-то смутные догадки, предположения, сомнения.
Арестовали Сазоныча. Захватили на месте преступления. Сазоныч не раз передавал краденое ему, Михеичу. Но есть ли ему резон сейчас выдавать Михеича и Александра Семеновича? Он только закопает себя. Мужик он опытный. Должен понять.