Оказалось, что до этого он слышал лишь жалкие отрывки тяжелого оркестра, разрывающего уши и затмевающего сознание! Вертолеты, что пролетели мимо, были лишь частью целого войска воздушной армии. Все они гудели где-то за его спиной. Там же слышались крики людей, ор пожарных машин и жуткий голос огня, скрежещущий своими зубами по гибнущей материи. Не поднимаясь на ноги, он повернул шею назад. Ужасающая картина. Из-за дома он мог видеть лишь небольшую часть леса, но и этого ему хватило сполна. Даже самые высокие деревья были целиком закрыты стеной огня. Все чернело, умирало, исчезало с лица земли. Дверь в его дом была настежь открыта, и Адам видел, что огонь спустился слишком низко. Путь был перекрыт. Даже находясь в шатком рассудке, он почувствовал, как все его существо наполнилось горьким отчаянием. Сердце, колотившееся с невообразимой скоростью под действием адреналина, вдруг приостановилось. Или ему так показалось. Все вдруг замедлило свой ритм и предстало перед его взором таким, каким оно было - безысходным. Расширенные зрачки затуманились слезами, и неожиданно для самого себя он издал длинный истошный крик, разнесшийся коротким эхом по окрестностям. Все его лицо покраснело и болезненно поморщилось, как это бывает перед смертной агонией. Он отполз чуть назад, наткнулся спиной на свой ящик. Ему наконец удалось осознать, что происходит.
Его протяжный возглас был услышан. Его услышал главный бригады, тушивший пожар, устроенный товарным поездом, сошедшим с рельсов. Сержант Розкрут различил этот истошный крик среди многих других голосов своих подчиненных. И как раз в этот момент он был не на шутку озадачен вопросом пилота, который полторы минуты назад сообщил ему по рации следующее: "Сержант, прием! Говорит пилот команды номер восемь. В чаще, в ста метрах от дороги есть дом. За его пределы огонь еще не просочился, и он, похоже, служит единственным барьером. Огонь лишь начал его пожирать, сержант, и если вы не прикажете тушить прямо сейчас, то мы не спасем и его. Я знаю, старт еще не назначен, но не позволите ли вы отправиться нам туда прямо сейчас? Похоже, что там есть люди". Конечно же, Розкрут приказал ему отправляться, связав горящий дом и этот крик незримой цепочкой. Он отправил их бороться с огнем, присоединив к вертолету номер восемь еще две воздушные команды: номер пять и семь. Три вертолета, нагруженные до отказа водой, вылетели на тушение раньше остальных. Они начали одновременно: два из них мощной струей оросили изнывающую от жара землю, а третий занялся границей, за которую еще не проник огонь. Как и обещал своему капитану, пилот начал тушение с деревянного сооружения, продолжая свою косую дорогу дальше на север. Словно из огромного ведра, на маленький хлипкий домишко обрушилась целая тонна воды, затушив каждую искорку внутри и снаружи. Чарующая водная занавеса, закрывавшая собой вертолет, молниеносно двинулась дальше, и появляясь всего на секунду, тут же исчезала, оставляя после себя громкий звук всплеска. Уже совсем скоро можно было слышать громыхающие удары воды о землю - теперь вся бригада занялась делом. И постепенно шуршание потоков влаги заглушало сухой треск пламени. Тушение шло успешно. Но пострадало уже слишком многое: рельсы были искорёжены и проплавлены в некоторых местах, до основания выгорели все растения - земля была изувечена и непригодна к дальнейшей службе у Матери Природы, словно калека после войны в горячих точках.
Пока пожарные занимались своими непосредственными обязанностями, молодой офицер полиции вызывал срочную бригаду для расчистки завалов, вертолеты кружили над огненной пропастью, а Адам, пропитанный вчерашней химией, мокрый, не понимающий толком, что происходит, лежал совершенно один у подножья своего обгоревшего дома, распластавшись в большой луже, по поверхности которой плавала размытая земля. Он откашлялся, выдавив из себя воду, которой каким-то образом успел нахлебаться. Вдруг почувствовав, как его выворачивает наизнанку, он подтянул ноги к животу, ожидая, что боль уйдет. Но сильный приступ схватил его так сильно, что Адам подумал, будто его выворачивает наизнанку. Наружу вывалилась отвратительная похлебка из растворенных таблеток, перемешанных с алкоголем, арахисом и сухарями черствого хлеба. Как только все вышло, он повалился на спину, и более не смог поднять свою голову. Больные глаза судорожно оглядели то возможное, что только было доступно его взору, и тут же закрылись. Он убедился, что дом уже не накрывает покрывало яркого огня, и что его собственные ноги не полыхнут через минуту жарким пламенем. Но даже если бы они и запылали, ему было бы плевать. Он уже терял сознание.